Три сердца и три льва (Сборник)
Шрифт:
Сперва Джинни намеревалась жить и далее соответственно нашим первоначальным планам. Хотя бы с того времени, когда наша маленькая подрастет, чтобы на день ее можно было оставлять под присмотром приходящей няни. Джинни получила в Аркане степень доктора философии. Ей предложили великолепную работу. Но поскольку в нашей семье появилась дочь и от этого никуда не денешься, эмансипацию мамы пришлось отложить. Мы не могли доверить Валерию какой-то наемной неряхе! Пока не могли. Ни тогда, когда она впервые научилась улыбаться, ни тогда, когда она начала ползать, ни когда звуки, напоминающие бульканье и птичий щебет, превратились в настоящий смех… Позже, позже.
Я не протестовал. Был совершенно со всем согласен. Но это означало подчиниться –
– А ты вообрази на полсекунды, – заявила она, – что мне бы захотелось стать заурядной актрисой. Сыграть в «Серебряном вожде и девушке», когда бы из меня вышел чертовски хороший инженер?!
Лично я не думал, что все сыгранное мною в кино так уж плохо, но в целом ответ ее меня утихомирил.
Не станет же новоиспеченный бакалавр заниматься сложными исследовательскими проблемами? Мне пришлось начать с более простого. К счастью (как мы тогда подумали), работа оказалась неожиданно хорошей.
Корпорация предсказаний «Источник норн» [61] была одной из тех появившихся во время последнего бума компаний, которые взяли на себя обслуживание бизнеса Информации и так далее. Первоначально маленькая, она росла как на дрожжах. Помимо производства, она занималась исследованиями. И в конце концов туда был приглашен и я.
61
Норны – у древних скандинавов – богини Судьбы.
Помимо интересной работы, это был первый (и неплохой) шаг на пути профессиональной деятельности. Кроме того, просвещенная администрация подстрекала нас к дальнейшему приобретению знаний. Жалованье было хорошим. А мой босс, Барни Стурлусон, вскоре стал моим другом.
Главный недостаток заключался в том, что нам с Джинни пришлось остаться в этом во всех отношениях скучном городе. Но мы арендовали за городом комфортабельный дом, что утешало. Мы оба обладали друг другом, и у нас была маленькая Валерия. Это были хорошие годы. Точнее – в них не было ничего из ряда вон выходящего.
Вы совершенно правы, если считаете все это малозначительным. Полагаю, что человека всегда привлекало то, где таится гибель. И будет привлекать впредь. Однако иные времена заставляют вспомнить древнее китайское проклятие: «Чтоб тебе пришлось жить в эпоху перемен!»
Ни Джинни, ни я не поддались на пропагандистскую болтовню, что коль скоро злой и безнравственный Халифат разгромлен, то впереди – вечное торжество мира и счастья. Мы знали, что наследие, оставленное человечеству войнами, вечно. Кроме того, мы знали, что этот конфликт был не столько причиной, сколько симптомом навалившегося на мир недомогания. Не будь христианский мир расколот, враг не смог бы захватить большую часть Восточного полушария и Соединенных Штатов. По существу, Халифат был не чем иным, как секуляризованным оружием мусульманской еретической секты. Среди наших союзников было немало верующих в Аллаха.
Разумным казалось ожидать, однако, что теперь человечество осмыслит полученный им урок и отставит в сторону религиозные распри, приступив к восстановлению и созиданию. В частности, мы надеялись, что будет окончательно дискредитирована и захиреет церковь иоаннитов.
Правда, ее приверженцы тоже сражались с Халифатом. Правда и то, что они сыграли ведущую роль в движении Сопротивления на оккупированных территориях. Но они бросили вызов старым убеждениям и верованиям, всему, на чем основывается западное общество. Так кто же в первую очередь раскалывает и ослабляет нашу цивилизацию?! И не они ли подали пример поднимающей голову идеологии
Теперь я знаю, что ожидать от человечества разумных действий не очень-то разумно.
Вопреки всеобщему мнению, угроза возникла отнюдь не внезапно. Некоторые предупреждали о ней с самого начала. Они указывали, что иоанниты сделались доминирующей силой в политике уже нескольких стран и что эти страны тут же начали относиться к нам не особенно дружелюбно. И что, несмотря на это, иоанниты постепенно обращают в свою веру всю Америку.
Но мы их, в общем-то, не слушали. Мы были слишком заняты восстановлением причиненных войной разрушений. Мы решили, что те, кто трубит тревогу, – реакционеры и мечтающие дорваться до власти тираны (кстати, не исключено, что среди них были и такие). Теология иоаннитов, возможно, идиотская, говорили мы, но разве первая поправка не гарантирует свободу проповеди и вероучений? Вероятно, из-за них, иоаннитов, у петристских церквей [62] появились определенные трудности – но разве это не их собственная проблема?
62
Большинство христианских церквей базируется на вероучении, восходящем к Петру и Павлу.
Действительно, в наш век говорить об опасности, исходящей от религиозно-философской системы, якобы искусно повсюду распространяемой, системы, подчеркивающей свое стремление к миру почти так же неуклонно, как квакеры, системы, превозносящей заповедь любви к ближнему своему превыше всего прочего… Пожалуй, насквозь светское общество и наша опутанная ритуалами вера лишь выиграют, восприняв кое-что из того, что проповедуют иоанниты.
Движение и его влияние разрастались. Каким-то образом организованные демонстрации все чаще и чаще стали превращаться в свирепые бунты. Не санкционированные профсоюзами забастовки, выдвигавшие все менее осмысленные требования, сделались явлением повсеместным. Агитация парализовывала один студенческий городок за другим. И человек за человеком начинали умно толковать, что необходимо сломать безнадежно коррумпированный порядок, а на его развалинах построить Рай Любви.
Но мы, то есть большинство народа, его вечное большинство, не желали ничего, кроме того, чтобы нас оставили в покое и дали возможность возделывать свои персональные садики… Стоит ли удивляться, как это страна сразу, буквально за одну ночь, скатилась к гибели?
Ребята, это случилось не в одну ночь. Даже не в одну Вальпургиеву ночь…
Глава 19
В тот июньский день я вернулся домой рано. Наша улица, окруженная могучими вязами, была тихой и спокойной. Повсюду – старинные огни святого Эльма. Дома и газоны купались в солнечном свете. Я заметил нескольких соседок, летящих верхом на метлах. В седельных сумках у них – покупки из бакалейной лавки и привязанные к детским сиденьям один-два ребенка. Этот способ передвижения был наиболее популярен среди молодежи нашего округа. Его предпочитали хорошенькие молодые хозяйки (кстати, в теплую погоду они надевали только шорты и лифчики). Эта залитая солнцем сцена не улучшила моего плохого настроения.
Меня переполнял гнев. Я только что выбрался из разыгравшейся около завода заварухи. А здесь было тихо. Показалась моя крыша. Там, под ней, – Джинни и Валерия. Мы с Барни выработали план, как справиться с начавшимися вчера вечером неприятностями. Я даже развеселился, представив наши дальнейшие действия. А пока что я – дома.
Я влетел в открытый гараж, снизился и повесил свой «шеви» рядом с «фольксбесом» Джинни. Когда я вышел из гаража, направляясь к парадной двери, что-то, будто пушечное ядро, просвистев в воздухе, ударило меня в грудь. Я крепко обнял дочку. Вьющиеся желтые волосы, громадные голубые глаза.