Три сердца и три льва (Сборник)
Шрифт:
– После нашего переноса, – распорядился я, – сразу же поместите под колокол несколько фунтов какого-либо вещества. Конечно, если не окажется, что внутрь соваться опасно.
– Что? – в изумлении переспросил Барни. – Но тогда это даст возможность преследователю совершить переход без затруднений!
– Что бы здесь ни оказалось, оно не сможет выйти за пределы пентаграммы, – напомнил я. – Мы будем действовать очень быстро. Будьте наготове, пустите в ход все свое волшебство, чтобы оно не вернулось обратно. Не знаю, что нам удастся обнаружить. Возможно, все это будет иметь большое научное значение,
– Ладно. Для сумасшедшего ты рассуждаешь разумно. – Барни вытер глаза. – Что-то глаза слезятся – аллергия у меня, что ли?
Когда мы прощались, глаза остались сухими лишь у Яниса. И в мозгу моем, размеренно и печально, звучала чужая мысль:
«Стивен Павлович, Вирджиния Вильямовна, Янош Фаркасович и кот, наверняка обладающий своей собственной душой, я больше не могу помогать вам. Теперь я обязан стать простым наблюдателем. Только наблюдателем, удовлетворяющим свою собственную любознательность. Не буду отягощать вас горем, которое вызывает у меня эта необходимость. Вы более не будете ни сознавать, ни ощущать моего присутствия. Прощайте! Да благословит вас Бог!»
Я почувствовал, как он уходит из моего сознания. Как сон, который обесцвечивается, когда вы, проснувшись, пытаетесь вспомнить его. И вскоре от него осталось лишь ощущение чего-то хорошего, происходившего со мною в течение двух-трех часов. Или нет, не совсем так. Подозреваю, что своим спокойствием в последующие минуты я обязан его незримому присутствию. Он не мог не помогать. Он был Лобачевским…
Рука об руку, держа свои метлы, мы с Джинни вступили в фигуру связи. Впереди шествовал Свартальф. В центре фигуры мы остановились, поцеловались, шепнули друг другу последние слова, а потом медленно натянули маски. Оставшиеся приступили к волшебству.
Зал снова окутался тьмой. Я ощутил, как скапливается энергия. Прогрохотал гром, заходил пол под ногами. Фигуры товарищей как бы отдалялись, и я уже висел над их головами. Сквозь усиливающийся грохот я расслышал, как моя ведьма начала читать то, что написано на пергаменте. Там стояло и имя «Виктрикс», и теперь силы природы переносили нас туда, где она находилась. Переносили сквозь дьявольское пространство-время.
Зал, звезды, вселенные – весь мир начал вращаться вокруг нас. Мы находились в центре урагана. Все быстрее и быстрее вращался мир. Он превратился в одну гигантскую мельницу, а потом остался лишь рев громадного водопада. Нас крутил, топил, засасывал бесконечный водопад и водоворот. Последний проблеск угасавшего со страшной скоростью света… и когда мы достигли конца бесконечности, свет умер. А в самом конце нас ждал такой ужас, что мы никогда бы не осмелились встретиться с ним.
Никогда, если бы не наша дочь, Валерия-Виктрикс…
Глава 29
Должно быть, я на минуту потерял сознание. На минуту, а может, на миллион лет. Внезапно как будто щелкнули выключателем, – и я начал понимать, что наше путешествие окончено и мы куда-то прибыли. Куда-то, что бы это такое ни было.
Я привлек Джинни к себе. Мы смотрели друг на друга, ощупывали дрожащими пальцами. Никаких повреждений. Свартальф
Я осторожно сдвинул маску, вдохнул воздух. Он был ужасающе холодным. Дул ветер, пронизывающий до самых костей, но воздух казался чистым. Если быть точным – стерильным.
Стерильность. Все здесь было пропитано ею. Небо было абсолютно, беспредельно черным. Но каким-то образом мы видели звезды и жуткие, испепеленные планеты, движущиеся по хаотичным траекториям. Это были пятна еще более глубокой тьмы, тьмы, которая была не отсутствием, а отрицанием света.
Мы стояли посреди голой равнины – серой, плоской, словно залитой бетоном. Ничего вокруг не было, если не считать рассыпанных повсюду камней. Среди камней не было двух одинаковых, но все они были одинаково уродливы.
Свет исходил от почвы. Бледный, бесцветный, не дающий теней свет. Что находилось вдалеке – не было видно. Но равнина, казалось, тянулась бесконечно – ни горизонта, ни препятствий. Не было ни движения, ни звука, ни сторон света – лишь тоскливый свист ветра.
Всякие мерзости мне приходилось видеть, но такое… Нет, ужаснее всего, что было и будет, – подменыш в кроватке нашей дочери…
Джинни тоже сняла маску и, как и я, повесила ее на свой баллон. Она вся дрожала, крепко обхватив себя руками.
– Я думала, что нас в-встретит пламя, – сказала она.
Нелепое высказывание. Впрочем, в исторических случаях только такие и делаются.
– Данте описал седьмой круг ада как место, где властвует холод, – медленно ответил я. – По-видимому, он что-то знал… Где мы?
Не знаю. Если волшебство удалось, если вообще удалось волшебство имени… мы на какой-то планете. Если только слово «планета» имеет тут какой-нибудь смысл. Вэл должна быть где-то здесь. Не слишком далеко отсюда. Вернее, будет…
Мы, естественно, приложили все усилия, чтобы оказаться здесь раньше ее.
– Не похоже на то, о чем докладывали предыдущие экспедиции.
– Да. У них был иной способ переноса. У нас с ними были разные ритуалы. К тому же мы двигались против течения времени. Возвращаться будет легче.
Свартальф скрылся за ближайшим камнем. Мне это не понравилось.
– Kommen Sie zur"uck! – закричал я, перекрикивая свист ветра. – Retournez-vous! [67]
67
Возвращайтесь! (нем., фр.)
Я не без замешательства понял, что перед переносом Лобачевский запечатлел в моем мозгу знание немецкого и французского. Ей-богу, и русского тоже!
– Мурр! – раздалось сзади.
Я обернулся:
– Что за черт?
Кот исчез совсем не там, а сейчас он шел к нам прямо с противоположной стороны.
– Искривленное пространство, – констатировала Джинни. – Смотри, Свартальф ставит лапы твердо, но движется по кривой, будто пьяный. И ведь он был всего в нескольких ярдах от нас. А что же будет на расстоянии нескольких миль?