Три солдата
Шрифт:
Прежде чем войти, майор нагнулся, вытащил из автомобиля шерстяной плед, держа его далеко от себя здоровой рукой, и бросил его на землю. Автомобиль медленно тронулся, и, покуда он катился вдоль деревенской улицы, люди, выстроенные на ней в ожидании приказа, с любопытством рассматривали три зазубренные дыры на дверцах.
Лейтенант смотрел на одеяло, лежавшее посередине дороги. Он тронул его ногой. Оно было пропитано кровью, которая местами свернулась в сгустки.
Лейтенант и солдаты молча смотрели на него. Солнце взошло и засияло на крышах маленьких выбеленных домиков позади них. Далеко впереди на дороге полк начал двигаться.
V
На
Полк Крисфилда двинулся снова. Солдаты, ноги которых скользили в глинистой грязи, спускались вниз по холму большими шагами. Ремни ранцев оттягивали им плечи.
– Ну не замечательная ли это страна? – сказал Эндрюс, шедший рядом с ним.
– Я бы лучше хотел быть в автомобильной части, как этот ублюдок Андерсон.
– О, к черту все это! – сказал Эндрюс.
В одной из петель его грязной куртки все еще торчал большой, увядший оранжевый златоцвет. Он шел, подняв голову, расширив ноздри, наслаждаясь прелестью осеннего солнца.
Крисфилд вынул изо рта потухшую папиросу и свирепо плюнул на каблуки человека, шедшего перед ним.
– Это не жизнь для белого человека, – сказал он.
– Я предпочитаю быть солдатом, чем… тем, – сказал Эндрюс с горечью; он мотнул головой в сторону застрявшего на дороге штабного автомобиля, наполненного офицерами.
Офицеры что-то пили из термоса, передавая его по кругу из рук в руки с видом воскресных экскурсантов. Они помахали солдатам, когда те проходили мимо, как бы сознательно разрешая себе несколько ослабить дисциплину. Один из них, маленький лейтенант с черными закрученными на концах усиками, все время кричал:
– Немцы улепетывают как зайцы, ребята! Они улепетывают как зайцы!
Неровные полувосторженные восклицания поднимались время от временя из колонн, проходивших мимо штабного мотора.
Большая пушка выстрелила снова. На этот раз Крисфилд был близко и почувствовал сотрясение, точно его ударили по голове.
– Ну и штучка, – сказал человек позади него.
Кто-то запел:
День добрый, мистер Зип-Зип-Зип! Остригли под машинку вас, Остригли под машинку вас, Остригли как меня!Все подхватили. Шаги их мерно звучали по вымощенной улице, извивавшейся зигзагами между разрушенными деревенскими домами. Мимо них проезжали свернутые лазареты: большие грузовики, наполненные забинтованными людьми с серыми лицами, от которых шел запах пота, крови и карболки.
Кто-то
– Брось эту, – закричал Джедкинс, – она несчастливая!
Но все подхватили песню. Крисфилд заметил, что глаза Эндрюса сверкали. «Он еще будет самый бедовый из всех», – подумал он и заорал во все горло вместе с другими:
Праху быть прахом И в землю лечь. Кого газ не душит, Уложит картечь.Они снова взбирались вверх по холму. Дорога была изрыта глубокими выбоинами и воронками от гранат, полными грязной воды, в которой скользили их ноги. Начались леса, истерзанные остовы лесов, полные оставленных артиллерийских позиций и окопов; с расщепленных деревьев свешивалась разорванная маскировка. Земля и дорога были усыпаны жестяными банками и медными стаканами от картечи. По обеим сторонам дороги деревья, оплетенные бесконечными рядами телефонной проволоки, казалось, были обвиты лианами.
Когда они снова остановились, Крисфилд очутился на гребне холма около французской 75-миллиметровой батареи. Он с любопытством смотрел на французов, которые сидели вокруг на бревнах в своих розовых и голубых рубахах, играли в карты и курили. Их жесты раздражали его.
– Послушай, скажи им, что мы наступаем, – сказал он Эндрюсу.
– А разве мы наступаем? – сказал Эндрюс. – Ладно.
– Слушайте, правда, что фрицы улепетывают как зайцы? – закричал он французам.
Один из солдат повернул голову и засмеялся.
– Он говорит, что они улепетывают так уже четыре года, – сказал Эндрюс; он снял свой ранец, уселся на него и поискал папиросы.
Крисфилд снял свою фуражку и взъерошил волосы грязной рукой. Он положил в рот жевательного табаку и сидел, обняв руками колена.
– Долго ли, черт возьми, мы будем ждать на этот раз? – бормотал он.
Тени переплетенных и расщепленных деревьев медленно ползли через дорогу. Французские артиллеристы ужинали. Длинная вереница грузовиков, громыхая, проехала мимо, обрызгав грязью скученных по краям дороги солдат. Солнце село, и множество батарей внизу в долине открыли огонь, совершенно лишая людей возможности разговаривать. Воздух наполнился жужжанием гранат, пролетавших над головами. Французы потянулись, зевнули и спустились в свои окопы. Крисфилд с завистью следил за ними. На зеленом небе, над высокими искалеченными деревьями, начинали выступать звезды. Ноги Крисфилда болели от холода. Его охватил вдруг безумный страх перед чем-то, что должно неминуемо случиться сейчас, но колонна продолжала ждать, не двигаясь в сгущающейся темноте. Крисфилд упорно жевал, стараясь не думать ни о чем, кроме табачного вкуса во рту.
Колонна двинулась снова; когда они взобрались на вершину другого холма, Крисфилд почувствовал странный сладковатый запах, от которого у него защекотало в ноздрях. «Газ», – подумал он, охваченный паникой, и положил руку на маску, висевшую у него на шее. Но ему не хотелось первым надеть ее. Команды не было. Он продолжал идти, проклиная сержанта и лейтенанта. Но, быть может, они уже убиты? Ему представилось, как весь полк падает на дороге, отравленный газом.
– Чувствуешь, Энди, пахнет чем-то? – осторожно прошептал он.