Три выбора
Шрифт:
Тамара Николаевна, деловая женщина «за сорок», с губами коньячного цвета, тщательно следящая за своей внешностью с тем, чтобы выглядеть на 35, сухо поздоровавшись с нами и всем своим видом показывая, что «разных просителей» ходит тут много, а «она одна», что её время драгоценно, сказала нам почти в «телеграфной манере»:
– Вам, как я понимаю, нужен фарт-ценк. А мне – деньги за него. В кредит не дам – испаритесь через месяц, а потом вас через суды ищи два года. Найдем, конечно, но ведь через полгода инфляция съест все ваши долги и зачем вы будете мне нужны? Так что предоплата 100 %, цена – 90 % от чистого ценка (и благодарите меня – там ценка в сплаве 98 %!). Согласны – подписываемся.
Условия были абсолютно грабительские и потому неприемлемые, а тон Тамары Николаевны – не терпящим никаких возражений. Я слегка растерялся и не мог этого скрыть.
Тамара Николаевна, нетерпеливо постукивая пальцами по столу, ждала нашей реакции. Тут Александр Еремеевич и проявил свои легендарные таланты. Он поддернул брюки, развернул могучие плечи, преобразился, и стал этаким «Карлссоном в самом расцвете сил», но шестьдесят четвертого размера. И сказал он в манере Тамары Николаевны, столь же решительно и уверенно:
– Значит так! Мы приехали сюда не просто говорить, но договариваться. И то, что вы сказали, Тамара Николаевна, очень правильно. Но в ваши 35 ещё некуда спешить! Теперь будем начинать работу. Сегодня мы пойдем в ваш Техотдел, а завтра с утра снова вернемся к вам. И когда мы подпишемся, поработаем месяцок-другой, вы поймете, что искать нас через суды не нужно – «подружимся семьями». А уж кто, кого, как и за что благодарить будет – разберемся без суеты. Это уж будет дело семейное.
Тамара Николаевна улыбнулась – лед был сломан! Она поднялась с места, показывая, что аудиенция окончена, и сказала:
– Вы проницательны, Александр Еремеевич… Правда, я своего возраста и не скрываю. Но Гайдар полком командовал уже в 16… Попробуйте поговорить в Техотделе, я не против. Если они в чем-то меня поправят – буду благодарна…
В Техотделе было значительно спокойнее, здесь не проявлялось то неизбежное нервное напряжение, которое характерно для отделов снабжения и бухгалтерий, где каждое «лишнее слово» грозило немедленными расходами, или отделов сбыта, где всегда боятся продешевить, и потому в Техотделе разговор идет неспешный и вдумчивый.
Я сидел напротив «аккуратного мужчины» лет пятидесяти, по виду которого совершенно нельзя было определить ни его характера, ни склонностей. Очень «закрытой» была внешность Рашида Фархутдиновича Нурлиева, начальника Техотдела. Я спокойно и терпеливо объяснял:
– Ведь вы же понимаете, что удалить 2 % примесей из фарт-ценка тебует почти стольких же усилий, сколько нужно затратить для удаления четверти по весу кислорода из оксида. И цена этому фарту не может быть больше четверти цены чистого ценка. Фарт нам нужен для специальных целей, без мозгов с ним вообще нечего делать – по прописи там раньше стоял чистый металл, но наши технологи нашли нужные режимы… Чистить мы его не будем, конечно, но если не договоримся о существенной скидке, то нам лучше покупать чистый ценк – возни с ним гораздо меньше… А у вас, если договоримся, не будет головной боли – где хранить эти сотни тонн неликвида да каким халтурщикам его сбывать по чушке в месяц…
Мужчина все давно понял (он и без меня все это знал), но слушал не перебивая, дожидаясь «ключевых слов». И я сказал ему их:
– И дайте нам возможность, Рашид Фархутдинович, показать, как мы умеем быть благодарными…
Он кивнул, посмотрел на меня внимательно, но так, что я не понял – принял ли он «правила игры»? Однако ответил он чётко:
– Вообще-то мы готовимся к пуску нового производства – ценкового порошка
Я достал из кейса бумагу, и пока он читал ее и подписывал, сказал:
– Вот приеду на отгрузку первого вагона – и сразу к вам. Надеюсь, что чаем напоите с дороги… А потом и возиться с новой капризной технологией порошка раздумаете…
Рашид Фархутдинович и на это никак не отреагировал.
Вечером, сидя на креслах пенсионного возраста и радуясь тому, что мы в тепле и сухости (на улице лил дождь и снопы искр из-под пантографов трамваев освещали щербатый асфальт), мы обсуждали итоги дня. В целом он был вполне удачным и Александр Еремеевич был уверен, что после моего сегодняшнего успеха в Техотделе, завтра он «дожмет» Тамару Николаевну. И хотя коробка шикарных конфет, под целлофаном которой лежал хорошо видимый конверт, была уже у него в кейсе, мне все-таки до конца не верилось в успех и хотелось сказать Александру Еремеевичу – «ты, друг, наивен и доверчив» и Тамара Николаевна ещё «даст нам прикурить», а Рашид – совсем «тёмная лошадка». Но я промолчал.
Перед тем, как лечь спать, я пролистал купленную в гостиничном киоске книгу Джеймса Вилларда Шульца «С индейцами в Скалистых горах». Я никогда раньше ничего не слышал об этом авторе, прожившим столь долгую жизнь (родился ещё в позапрошлом веке, в 1859 г., а умер в 1947 г.), но он был единственным более-менее «серьезным» автором в ассортименте этого киоска. В предисловии было сказано: «Это правдивые рассказы о замечательном народе, некогда населявшем Новый Свет и ныне почти истребленном капиталистической „цивилизацией“». А я пока ещё выполнял данное себе же обещание прочитывать перед сном хотя бы пару «серьезных» строк.
И сегодня я заснул, прочтя только один абзац из его воспоминаний, уж не знаю, насколько серьезный: «Сухожилия, проходившие вдоль позвоночного столба убитого нами медведя, имели в длину около полуметра, но этого было вполне достаточно, чтобы сделать из них две тетивы…».
Глава 5
О завтраке в магнитоградской гостинице, освоении нами городского таксопарка, встрече и знакомстве с Савелием Ильичом, второй встрече с госпожой Янгель и славной победе над ней Александра Еремеевича, о вечерних терзаниях Савелия Ильича в местном ресторане, а также о нашем отчете по результатам этой командировки и получении заданий на новые трудовые свершения.
Хоть ты не косуля, хоть я не олень,
Не смогут охотничью страсть превозмочь
Белый охотник, по имени день,
Черный охотник, по имени ночь.
С утра мы хорошенько выспались, а потом посмаковали кофе, заваренный в кипятке, который всего за пять рублей вскипятила для нас дежурная по этажу со странным именем Савва Панкратьевна. Это обычно мужское имя очень подходило к ней – была она именно такой, как предписано ономастикой: «Имя Савва – теплое, мягкое, и его обладатель тоже щедр на душевное тепло, которое он дарит и родным, и друзьям, и просто незнакомым людям, нуждающимся в этом тепле». В своем 203 номере мы ещё и всласть покурили, нарушив «Предписание для проживающих», висевшее в рамке на стене у входа. (Александру Еремеевичу вовсе не мешал запах моего трубочного дыма – сам он в командировках курил сигареты с патриотическим названием «Президент»).