Три выбора
Шрифт:
Савелий Ильич принял мои объяснения и согласился с ними:
– Это бывает! У меня тоже с памятью не все в порядке, если честно… Вот ведь, чуть не забыл передать вам вопрос от Сан Саныча. Он видел у вас бумаги, связанные с патентным законодательством. И он просил меня узнать у вас – нет ли среди ваших связей хорошего патентного агента? Если этим занимается ваша фирма, он готов сотрудничать с ней.
Тут я понял, что у меня точно что-то с памятью и я путаю сны и явь! Но ответил я равнодушно:
– Нет, мы не занимаемся этим профессионально.
А Савелий Ильич настойчиво продолжил:
– А в таком случае Сан Саныч просил передать, что готов поговорить
И Савелий Ильич голосом выделил лично так, как умеет это делать Лукерья Федоровна, скрывая таким нехитрым образом предложение какого-то кэша.
Я ответил:
– Хорошо, передайте Сан Санычу, что когда я приеду, мы этот вопрос обсудим.
Мы закончили курить и я проводил Савелия Ильича до выхода. Он остановился в Моркве у какого-то родственника, так что вопросов с его размещением не было.
Возвращаясь обратно, я никак не мог понять – что же и когда в наших отношениях с Савелием Ильичом и Сан Санычем было «на самом деле», а что – плод моих снов и мороков, вызванных напряжением последних месяцев работы.
Первое, что я сделал, вернувшись в рабочую комнату, было обращение к Елене Никоновне с просьбой показать мне тот договор, который я привез из Челядьевска.
Она достала его из новенькой папки с названием «Челядьевск. Документы». Я бегло просмотрел его и остановился только на фразе: «…готовая продукция разделяется между Сторонами в соотношении 57,5 % „Химбико“ и 42,5 % „Полуоксиду“. Комиссионное вознаграждение за реализацию продукции устанавливается в 6 % от стоимости реализации.»
Этого не могло быть! Не мог Сан Саныч ТАК меня обмануть, ещё не начав работы с нами. И тем более не мог он этого сделать после нашего разговора о Сартре – в патентных делах начальное доверие необходимо как воздух.
Но это было! Под договором стояли две подписи – Сан Саныча и моя, и две печати, одна из которых была оттиснута мною лично – я ясно помнил, что когда я ее поставил, то подумал, что получилась она не очень ясной и «вверх ногами» – нужно было смотреть на специальную метку на ободке, а я об этом забыл. И я ясно помнил, что читал текст перед тем, как подписывать и ставить печать, и там все было правильно – 65 на 35 и 6 комиссионных.
И выбор у меня теперь был простой – либо к психиатру за микстурой «от плохой памяти», либо – к компьютеру к статье о природе эвереттических склеек, над которой я как раз сейчас работал.
Но жизнь, как всегда, дала решение неожиданное – ни к психиатру, ни к компьютеру я не пошел, а пошел в кабинет к шефу, повинуясь приказу из красной коробочки «громкой связи»: «Все ко мне!».
Глава 9
О совещании у Ефима Семеновича по вопросу о ходе работы над «фартовой» программой, демарше Вольского, неожиданном выпаде шефа, крутом вираже Александра Еремеевича, почти полном рассеянии подозрений в глупости и измене, кадровых перестановках командировочных групп, а также о различиях яиц фирм «Химбико» и «Фаберже».
Нравы детей в Летнем саду были
очень церемонные. Пошептавшись с
гувернанткой или няней, какая-нибудь
голоножка подходила к скамейке и,
шаркнув или присев, пищала:
«Девочка (или
официальное обращение), не хотите ли
поиграть в „золотые ворота“
или „палочку-воровочку“?»
Когда все расселись по своим местам, Ефим Семенович, мрачно усмехнувшись, начал совещание необыкновенно «церемонно» с известной всем реминисценции:
– Я пригласил вас, господа, сюда, чтобы сообщить пренеприятнейшее известие… Нет, к нам не едет ревизор… Пока, во всяком случае… Но я не исключаю, что такое событие может случиться.
Сказать, что тишина установилась такая, что стало слышно, «как муха пролетит», было бы сильным огрублением ситуации. Такая тишина во время любой речи шефа – дело обыкновенное. Сейчас же «градус тишины» возрос до уровня знаменитых «трех минут молчания» – когда сигнал SOS с терпящего бедствие корабля может быть услышан и без всяких усилителей за сотню миль от места происшествия.
Послушав это безмолвие с полминуты, Ефим Семенович продолжил:
– Пока изложу факты. Когда схема работы с фартом была уже готова настолько, что я понял неизбежность крупных затрат, я обратился в наш банк с просьбой о кредите. Сначала мне сказали, что я могу быть спокоен – мне дадут лимон «азиатского сорта» в любой момент, как только я официально попрошу об этом. И после успешной командировки Георгия Евгеньевича в Челядьевск я решил, что момент для просьбы настал. В банке попросили день на оформление заявки. Она, дескать, ещё не имеет визы Филиппа Горошкова. Знаю я этого трутня… Он ведь, кстати, в свое время ловко выскользнул из дела моего однокашника, дипломированного нефтяника, а впоследствии «драматурга и режиссера» первой волны приватизации Гусиевича… Через день попросили подождать ещё сутки. А вот сегодня – отказали, сославшись на вздорный пункт «Инструкции ЦБ по выдаче кредитов», в соответствии с которым рекомендуется не делать этого, если требуемая сумма превышает сумму остатка средств на счете.
Стоявшую в кабинете тишину буквально взорвало легкое покашливание Александра Еремеевича.
– Тут кому-то мои слова поперек горла встали? – с наигранным легким недоумением в голосе спросил Ефим Семенович, и, оглядев присутствующих, обратился к Александру Еремеевичу:
– Ты что-то хочешь сказать, Саша?
– Да, понимаешь, Ефим, это и правда так. Есть такой пункт в инструкции… – пояснил Александр Еремеевич свой демарш.
А его покашливание было именно демаршем – прерывать начальника можно было только в случае, если у тебя имелись какие-то чрезвычайные на то причины! И Вольский, как знаток финансовых вопросов, решил снять напряжение и успокоить и шефа и всех нас – вступительные слова Ефима Семеновича были, по его мнению, чересчур драматичными, а «по жизни» ситуация не выходила за коридор «рабочих параметров».
– Конечно, Саша, ты прав, есть такой пункт. И уж я-то знаю это точно – проверил лично, перед тем как страху на вас нагонять. Я бы и не стал ничего сообщать вам, если бы – вспомни, Саша, ты ведь у нас экономист-плановик – этот пункт был именно запретительным, а не рекомендательным. Это во-первых. Во-вторых, если бы отказ я получил от какого-то любого другого, но не нашего банка, директор которого сидит в очереди на прием в те кабинеты, куда я, проходя мимо него, ногой дверь открываю. И, наконец, в-третьих, Саша, если бы я не хотел спросить и тебя, и Георгия Евгеньевича: куда вы смотрели в Магнитограде и о чем там болтали?