Три выбора
Шрифт:
Прежде всего, надо узнать – все ли в порядке. И я спрашиваю, обернувшись на заднее сидение:
– Простите Елена Никоновна – плохо сегодня спал, вот и сморило! Ну, как там в банке?
Елена Никоновна взглянула на сидевшего с ней рядом Пегего и сказала:
– Да все нормально, Георгий Евгеньевич!
Поворачиваюсь к Пегему:
– Красивая бумага, Петр Гейдарович?
Пегей равнодушно пожимает плечами:
– Да ничего особенного… Приедем – сами посмотрите. Но приятнее будет, когда эта бумажка «заколосится» блестящими «мандаринами» – или кто там у них в Азии теперь в почете, президенты? – на наших индивидуальных огородах. И листиков у этих фруктов
Она вздохнула и ответила:
– Я, Петр Гейдарович, много чего умею. И «считать» умею, и «не считать» умею, и говорить могу, но и помалкивать тоже!
И она также «со значением» молча посмотрела на Пегего и, сочтя, что он должен был понять ее «правильно», сказала:
– Поехали, Самвел!
Самвел хитро подмигнул мне, как бы говоря: «Все ясно! Не зря они вас с собой не взяли! Был у них секретный пункт – шеф таки решил еще раз в этом месяце нас „стимулировать“ и в честь начала фартового дела будет ещё одна зарплата!».
Я против такой трактовки ничего не имел, но и не особо в нее верил – мало ли на что нужны были шефу деньги! И я своей ответной мимикой постарался показать Самвелу, что «Вашей версии событий я не приемлю»…
…По возвращении в «контору» выяснилось, что шеф должен срочно уезжать «по делам» (как шепнула мне Белла Борисовна – «тут святое – в Черномории тоже налоги платить нужно!»). «Хорошо, что Самвел выспался, – подумал я, – а то ведь сейчас на дорогах самый пик!». Порученец из «Росценка» вызван на вечер, а пока мне было велено подготовить весь пакет документов и положить их в красную папку ему на стол.
Я распечатал на новом лазерном принтере последний вариант Договора, заменив цифру в 30000000 рублей на 21000000. Это стало возможным после того, как Илья уговорил Тамару Николаевну снизить сумму предоплаты, а мы с Сережей договорились в Рязани об отправке бензина в Магнитоград.
Наконец, я забрал у Пегего аккредитив (действительно вполне обыкновенная бумажка, не стоила бы она наших хлопот, если бы не стоящая там сумма), сложил все это в папку и положил в сейф Елены Никоновны. Такой набор документов не может валяться у меня на столе до возвращения шефа!
Он вернулся в отменном настроении в половине пятого. Встреча с «Росценком» была назначена на пять. Ефим Семенович забрал у Елены Никоновны папку, что-то доверительно сказал ей «на ушко», и направился в свой кабинет.
Через пять минут из динамика раздался его благодушный голос:
– Георгий Евгеньевич, зайдите!
Вечерний морок
– Что это, Георгий Евгеньевич? Откуда здесь эти стихи про звон колоколов? Где текст Договора и Аккредитив!? Куда пропала эта «бумажка» стоимостью двадцать один миллион?? До сих пор я был хозяином в этом кабинете! И все, что здесь появлялось и делалось, было обусловлено только моей волей!
Он резко закрыл папку. Возникший при этом порыв воздуха выхватил из нее какой-то листок, который кругами стал планировать на пол.
Ефим Семенович, побледнев, начал оседать, валясь на бок…
Я успел подскочить вовремя и усадить Ефима Семеновича в его кресло. Подобрав упавший листок я прочел текст:
Морква златоглавая!
Звон колоколов,
Царь-пушка
Аромат пирогов…
Раскрыл папку. Там лежало несколько листочков текста Договора и сверху – аккредитив на 21000000 рублей. Тот самый, взятый сегодня утром из нашего банка.
– Ефим Семенович! Если вы боитесь увидеть в темноте черную кошку, постарайтесь не отягощать страха мыслями о тигрице. И уж совсем не следует даже вспоминать о суккубе! Страхи материализуются – вы боялись увидеть папку пустой, пустой она и была в ваших руках…
Третье Дело вкуса, или что может быть, если выпить утром рюмку коньяку
Хотя и прошлое и будущее реальны,
но лишь в настоящем что-то действительно
совершается: столько людей в воздухе,
на суше и на море, но единственное,
что происходит на самом деле —
это происходящее со мной.
Хорхе Нильс Боргес. «Сад сходящихся тропок»
Часть 1
Утренний морок
Давид Ильич был хмур и как-то неестественно прям, сидя на краешке сиденья своего любимого кресла перед рабочим столом, стоящим у дальней стены его обширного кабинета.
Справа от него, за широким окном, раскинулась осенняя панорама Мошквы-реки с фигурками мужественно мокнущих на набережной рыбаков, одетых в зекрые армейские непромокаемые плащи. Невидимое из-за плотной облачности солнце все же достаточно освещало эти живые статуи и выявляло контраст силуэта чугунной решетки с цепочкой высаженных вдоль нее деревьев, и тусклой, с ртутным металлическим блеском, воды. Зеркало водной глади было исщеблено рябью дождевых капель, на фоне которой фигурки упрямых неподвижных рыбаков смотрелись очень живописно.
На столе, в специальной подставке, тлела очередная «ароматическая палочка». После того, как Давид Ильич бросил курить, его кабинет пропах «восточными благовониями», как церковная лавка ладаном…
Перед Давидом Ильичем, в кресле «для гостей», расположился Владимир Иванович Ктолин – наш новый сотрудник, принятый на работу всего полгода назад.
Давид Ильич был напряжен и явно нервничал. Чувствовалось, что он вряд ли бы устоял от соблазна, предложи ему кто-то в этот момент сигарету. Было видно, что ему трудно решиться начать разговор. Но пауза уже и так затянулась сверх всякой меры. И Давид Ильич поборол себя и свои сомнения и решительно обратился к Ктолину:
– Владимир Иванович, скажите, за те полгода, что вы у меня работаете, нарушил ли я хоть раз данное мною слово платить вам 70 тысяч рублей в месяц?
То, что в вопросе была озвучена сумма, было вопиющим нарушением принятой у нас этики – о наших вознаграждениях не должен знать никто, кроме дающего и берущего деньги. И такой вопрос означал, что шеф больше не считает Владимира Ивановича «нашим», то есть членом «фирменной семьи».
Может быть, поэтому Ктолин отреагировал на вопрос не сразу, как бы что-то обдумывая, но, спустя несколько секунд, твердо и спокойно ответил: