Трибунал

Корнеев Роман Александрович

И в итоге неудержимые эксаватты совокупной бортовой мощи тратились впустую, сторожа то, что и само никуда бы не убежало.

Теперь, когда к «Тсурифе-6» осталась пришвартованной лишь жалкая горстка крафтов контр-адмирала Финнеана, они даже станцию толком покинуть не могли — оставшись без остатков внешнего питания, силовые конструкции доков тут же принялись бы коллапсировать, что в условиях фактически невозможного экстренного ремонта автоматически означало бы потерю главной промежуточной станции напротив Ворот Танно.

Материальные

потери галактической инфраструктуры человечества в этом квадранте после такого придётся восстанавливать ещё сотню лет, если не больше, не говоря уже об угрозе целостности Цепи в целом.

Нет, так рисковать не стал бы даже самый безумный флотский, сколько ни называй его мятежником.

— Да уж, проходной двор, вчера очередная делегация прибыла. Ты не поверишь, откуда.

— Ну почему же не поверю. Имайн?

Чимпан обиженно скривился.

— Мог бы и подыграть, старшой.

— Мог бы, — пожал плечами Даффи и снова широко зевнул, — и что на это сказал наш Судья?

— А ничего не сказал, ты же его знаешь, он как сел просматривать записи того рейда, так с тех пор из своей каюты и носа не кажет.

«Каюта». Судью тоже на борт доставили тайными тропами. На роль каюты ему достался пустой бокс на втором госпитальном уровне. С санузлом, виртреалом и матрасом на полу. Вот и все удобства. Но Судью это ничуть не смущало, тот продолжал копаться в архивных записях.

— Чую я, если и когда он всё-таки выберется из этих завалов, будет нам работёнка. Мужик основательный, старой школы. Этот если что отыщет, дело будет верное.

Чимпан с сомнением шмыгнул носом, но спорить не стал. В команде Судью ценили за молчаливость и вескость суждений.

— Ладно, пошёл я, делов полон рот.

— Стоять.

Чимпан команды послушался и замер вполоборота.

Что-то вокруг них изменилось.

К равномерному гулу станции с годами привыкаешь, временами его вовсе не замечая.

Внутри двух гигантских скрещенных лунных серпов постоянно что-то двигалось, скрежетало, гудело, царапало, трещало и искрило, создавая в итоге непрерывный звуковой фон вроде грохочущего у тебя за спиной водопада.

Но с водопадом ничего не случилось. Он звучал как обычно.

Тогда что не так?

— Саркофаг.

Оба машинально обернулись в сторону эрвэ-панели.

Отсчёт. Тиканье обратного отсчёта, к которому они также уже успели привыкнуть за последние полгода, оборвалось.

В гробовом молчании Даффи и Чимпан сверлили взглядом медленно, как в плохом кино поднимающуюся крышку.

Саркофаг был готов выпустить своего пленника.

— Чимпан, собирай всех, сроч… — начал, было, Даффи, но осёкся.

Что-то не так.

Да, к чертям космачьим, всё не так.

Из глубины саркофага показалась кукольная детская головка.

Но глаза на этом лице светились отнюдь не детской яростью.

— Где посланник?

Даффи и Чимпан молчали, не зная, что ответить.

— Я повторяю вопрос. Где,

тьма вас побери, сейчас посланник?!

______________________

Бертран Артур Уильям Рассел — британский философ, логик и математик. Внёс значительный вклад в математическую логику, историю философии и теорию познания.

Леонард Сасскинд — американский физик-теоретик, один из создателей теории струн.

Эдвард Виттен — американский физик-теоретик. Один из ведущих исследователей квантовой теории поля и теории струн, обобщил различные её варианты в единой М-теории.

Глава I. Запутанность (часть 9)

Моя внутренняя сущность продолжала упорно сопротивляться тому эмоциональному фону, что вольно или невольно оказывал влияние на принимаемые мной решения.

Хоть я по-прежнему мнил себя человеком, не желая отделять собственный путь от пути моего народа, искра, сидевшая во мне, настойчиво твердила: я не таков, моя собственная биологическая природа есть лишь комплекс заблуждений, пустое самовнушение, долженствующее утешить меня тем сомнительным фактом, что неискоренимая, записанная на скрижалях вечности память делает меня мной.

Да, ни одно из этих воспоминаний не принадлежало той искре. И каждый миг прожитой мной жизни, с самого рождения и до текущего горького момента, относился исключительно ко мне лично, существу из плоти и крови, биологической особи вида хомо сапиенс, пусть и сменившей уже трёх последовательных носителей.

Ничто из известного мне об этой вселенной не было плодом знаний или продуктом размышлений моей искры. Я не был ею ни в малейшей степени, сколько ни относи мои неизмеримые силы и мои непрошенные таланты на неё, неощутимую и неизбывную.

Однако без искры я тотчас бы перестал быть собой. Воином, Избранным человечества, неотъемлемой частью Конклава, той единственной силы, что в начале четвёртого тысячелетия продолжала вести мою расу вперёд, указывая ей путь в черноте космоса.

Лишь благодаря ей я был способен исполнять свою роль в этом мире.

Подозревала ли она об этом, хотя бы и в малой степени?

Горькая дилемма больцмановского мозга, порождения бесконечных флуктуаций космических полей, выбитых в пустое пространство Войда ещё на заре формирования первых звёздных скоплений и с тех пор свободно колышущихся там, посреди межгалактического ничто. За миллиарды лет свёртки замкнутых на себя колебаний угасли, рассеялись или были поглощены случайными сгустками барионной материи. Но гигапарсеки расстояний и миллиарды лет отбора всё-таки оставили после себя те считанные единицы плазмоидов, что были способны накапливать рассеянную энергию расширяющейся пустоты, научившихся со временем понижать локальную энтропию физического вакуума, а впоследствии и выживать в сильных гравитационных и электромагнитных полях внутренних галактических систем.