Тридцать минут под прицелом
Шрифт:
— Ничего я писать не буду, — тихо сказала Громушкина.
— Боишься, ведь здесь пахнет сто двадцать девятой статьей Уголовного кодекса. Клевета — это, знаешь, серьезно. А организация покушения — еще серьезней…
— Какое еще покушение! Не было никакого покушения…
— А клевета, значит, была. От этого ты не отказываешься.
— По-моему, клевета — это слишком громко сказано. Я вам высказала свое мнение. — Вероника демонстративно отвернулась от меня в окно.
Мне вдруг пришло в голову воспользоваться этим моментом и достать из-под папки
— Очень интересная вещь! — сказала я. — Отчет о проделанной работе…
— Отдайте! Вы не смеете это читать. — Громушкина вскочила и попыталась вырвать у меня из рук бумагу.
Разумеется, отдавать отчет я ей не собиралась, поэтому между нами возникла драка. Должна заметить, что Вероника первой бросилась на меня с кулаками. В принципе я без особого труда могла бы сразу повергнуть ее, но комната была так тесна, что у меня возникли опасения, не ударится ли моя противница, чего доброго, головой об угол стола или невысокого сейфа.
В общем, сначала я только отражала ее удары, причем одной рукой, потому что во второй был отчет. Жалость к сопернику не может привести ни к чему хорошему. Громушкина, имеющая серьезное преимущество в росте, настолько обнаглела, что разок заехала мне кулаком по голове. Естественно, я не стерпела и перешла в атаку. Имитируя удар кулаком в лицо, я тем самым отвлекла внимание Вероники и нанесла ей удар левой голенью по правой ноге.
Громушкина потеряла равновесие и стала падать, причем именно так, как я и предполагала: секунда-другая, и она должна была удариться головой об угол шкафа. Пришлось выпустить отчет, схватить обеими руками Веронику за вязаную кофточку и задержать падение. После этого я усадила ее обратно за стол и спросила:
— Ну что, выпустила пар? Надеюсь, у тебя больше нет желания продолжить поединок?
— Можете подавиться моим отчетом. Думаете, что выборы — это борьба? Нет, это — спектакль: чей сценарий окажется лучше, тот и победит. Андрюша — плохой человек, может быть, поэтому я и пошла работать к его сопернику. Он Наташку не уберег. Если бы пошел с ней на вечеринку, ничего бы не случилось, а у него гонора слишком много!
— Ты сама себе противоречишь, Вероника. Сначала утверждала, что Басманов собственноручно убил Наталью, а теперь говоришь, если бы он был рядом с женой, то трагедии не произошло бы. Ну что молчишь? Сказать в свое оправдание нечего?
— Я знала, если Андрюша не виновен, то его не посадят, а вот с креслом мэра он может пролететь, — пояснила свою позицию Вероника. — Знаете, я ни о чем не жалею. Вы делаете свою работу, а я — свою. Только о каком покушении вы говорите, не пойму. Ничего такого не было и в помине…
— Как же, поверила я тебе! Покушение — это уже статья. Очень серьезная статья.
— Правда, звонок был, журналистка была, а покушения не было. Кстати, Зеленкина отказалась писать по нашему заказу, сказала, что фактов мало, а интервью с вами получилось неинтересным. Так что вы не очень-то зазнавайтесь!
Я наклонилась
«Что ж, моя тезка оказалась неглупой девочкой, а вот у Вероники не хватило смелости признаться в покушении. Конечно, это ведь уже не игрушки, за это и срок можно схлопотать». Я все дальше удалялась от предвыборного штаба. Итак, мой клиент не пытался водить меня за нос, а значит, он свою жену не убивал.
— Послушай, дорогая, жду тебя здесь, жду, а ты пропала на целый час. Что ты с ней сделала? — спросил меня Папазян, когда я села в машину.
— С кем?
— С короткостриженой.
— Ничего. Просто поговорили.
— У тебя такой вид, что я подумал: ты ее наголо побрила. Ха-ха-ха. Шутка, — сказал, расплываясь в улыбке, Папазян.
— Гарик, как хорошо, что я тебя к этому делу подключила! Теперь я знаю, что Басманов чист…
— Танюша, это дело надо отметить, — лукаво прищурившись, сказал Папазян. — Как насчет коньячка? Золотая ты моя…
Я посмотрела на часы: маленькая стрелка миновала три часа. На этот раз время работало на меня.
— Гарик, тебе пора на работу, иначе твое начальство будет метать громы и молнии. — Я заметила, как опечалился Папазян, который, вероятно, совсем забыл о том, что у него есть основная работа и на шестнадцать ноль-ноль назначено важное совещание. — Я отвезу тебя в горуправу.
— Вот так всегда, — сетовал Папазян. — Гарик нужен всем только для того, чтобы следить, добывать информацию, повышать раскрываемость преступлений. Никто не скажет: «Гарик, ты очень интересный человек, давай посидим с тобой, выпьем коньячка, ну и так далее…»
— Гарик, ты очень интересный человек. Мы как-нибудь посидим с тобой, выпьем, но сейчас нам надо работать: и тебе, и мне…
— Ты всегда так говоришь: потом, потом, но ни разу это потом не наступало. Вот возьму в следующий раз и не буду тебе помогать! Папазян свою цену знает. — Гарик звонко щелкнул пальцами и на какое-то время замолчал. Когда же мы подъехали к отделению милиции, он снова подал свой голос: — Танюша, может, я пошлю к черту свое начальство, и мы поедем к тебе? Сладкая ты моя…
— Гарик, я не хочу, чтобы у тебя из-за меня были неприятности на службе. Знаешь, я просто-напросто не прощу себе, если ты по моей милости получишь выговор или не получишь премии… Как-нибудь потом посидим с тобой, обещаю, а сейчас тебе надо идти.
Папазян безропотно попрощался со мной и отправился на нудную планерку. Я проводила его взглядом и завела мотор.
Признаться, на месте Папазяна ни за что не стала бы помогать кому-то просто так, за красивые глазки. Но, к счастью, каждый из нас на своем месте, поэтому и впредь, скорее всего, ничего не изменится: Гарик будет живо откликаться на все мои просьбы, надеясь на ласку и внимание, а я буду ему это обещать, но вряд ли сдержу свое обещание.