Тридцать ночей
Шрифт:
Вселяло страх, что эти слова согрели меня, в то время когда я должна была оставаться сосредоточенной на нависшей надо мной неминуемой угрозе получить раздробление костей, но всё же они согревали. Дюйм за дюймом страх покидал моё тело.
— И что теперь? — поинтересовалась я, и тут же пожалела об этом.
Улыбка исчезла.
— И теперь, каждый раз, когда я вижу тебя, я теряю бдительность. Я становлюсь менее настороженным, и поэтому, представляю ещё большую опасность, — его голос снова стал резким. А его глаза — я никогда не видела их такими тёмными.
Впервые
— Всё сводится к этому, Элиза. Я не могу допустить вероятность причинить тебе вред, но также я и не могу отказаться от своего собственного уклада, так как без этого, я стану монстром.
Он вздрогнул, но мне казалось, будто он только что вспорол мою грудную клетку. Тепло его слов испарилось, когда я поняла, что он не вернулся ко мне; он пришёл сказать "прощай". Пустота, которую я ощущала, когда думала об автомобильной аварии, теперь выступила на поверхность, словно ещё один несчастный случай замелькал на горизонте.
Он быстро сократил дистанцию между нами, его руки метнулись вперёд, будто он пытался предотвратить падение.
— Элиза, чёрт! Ты в порядке? Нет — конечно же, ты не в порядке! Как ты можешь быть в порядке, учитывая всё то, что я тебе рассказал? Присядь, пожалуйста, — его глаза были широко распахнуты. Его рука нависла над моим плечом, словно он не желал прикасаться ко мне.
— Со мной всё хорошо. Я просто задумалась, — сказала я, подмигнув ему.
Почему он так перепугался? Не то чтобы я рухнула на пол. Я, по-прежнему, сидела на софе, чтобы успокоить его.
— Может принести тебе воды? Или еды? Сделать паузу?
— Нет, я в порядке, Айден, — мой тон был резким, невзирая на мои намерения. Я смягчила его, когда увидела глубокую V-образную складку меж его бровей: — Мне просто необходимо понять тебя. Зачем было приходить сюда, если ты просто хотел сказать мне держаться от тебя подальше?
Его черты лица ожесточились, челюсть снова сжалась.
— Так ты сможешь двигаться дальше без каких-либо сожалений, — его голос был острым.
Он хмуро посмотрел на меня. А затем что-то справа от меня привлекло его внимание. Я проследила за его взглядом и застыла. Ох, проклятье, моя книга по клинической психологии! Мой ПТСР список!
Я наблюдала, словно в замедленной съёмке, как он подошёл к столу и своими длинными пальцами взял листок. По мере того как он читал список, в его глазах сменялись эмоции: сначала было смущение, затем появился ужас, который перерос в гнев, а гнев сменился облегчением, перед тем как тектонические плиты не заняли свою нейтральную, контролируемую позицию. В воцарившейся тишине я могла расслышать только своё, стучащее в ушах, сердце. Он поднял книгу и пробежался по тексту глазами несколько секунд. В конечном счёте, он поднял на меня взгляд.
— Как давно ты знаешь о моём дефекте? — его голос был ровным, но я не могла понять, закончился ли шторм или ещё только надвигался.
Дефект? Это не дефект, это заболевание.
— Я всего лишь сложила
Он кивнул, и замедленными, острожными движениями, положил листок обратно, на туже самую страницу, и поместил его в книге точно так, как лист и лежал, когда он его там обнаружил. Затем он сел на самый край пуфика, стоявшего передо мной.
— И ты сидела здесь, с этими знаниями, всерьёз намереваясь быть со мной? — произнес он тихим монотонным голосом.
Я кивнула и сглотнула.
Его челюсть вновь сжалась.
— Элиза, то, что ты прочитала в этой книге и все эти симптомы — это всё правда. Но одно дело прочитать об этом, и совсем другое — с этим жить. И я не могу позволить, ни при каких обстоятельствах, чтобы твоя жизнь была этим испорчена. Ты должна усвоить это, поэтому вслушайся очень внимательно в каждое моё слово, — он замолчал, ожидая пока я переведу свой взгляд на его рот, где претворяются в жизнь его слова.
У меня было странное импульсивное желание прикрыть глаза и уши, так как я прекрасно понимала, что слова ничего не изменят. Я всё ещё буду желать его, и буду пытаться его спасти. Подобно тому, как он пытается спасти меня.
— Посмотри на меня, — попросил он.
— Смотрю.
— Нет, посмотри на меня, а не на то, что ты видишь в своей голове. Откинь в сторону все обязательства, которые ты испытываешь по отношению ко мне, откинь то, что мы пережили, и послушай как учёный. Впереди тебя ждёт твоя собственная, целая жизнь. Ты молода, умна, красивая, преданная — несмотря на всё это, тебе со многим уже пришлось столкнуться на своём жизненном пути. Я надеюсь, твоё желание иммигрировать осуществится, и ты сможешь, наконец, начать жить, не оглядываясь на своё прошлое. Я же этого сделать не смогу. Отнюдь не важно, тридцать пять мне или девяносто пять, это моя действительность: из меня готовили убийцу, неуловимого и опасного. И ты — должна — держаться — от — меня — подальше.
Каждое акцентированное им слово ощущалось внезапной острой болью в моей груди. Болью не за себя, а за него. Потому как под всей этой заботой обо мне, скрывалась большая правда: его неспособность видеть нечто хорошее в себе, его вера в то, что он неисправная машина. Странно, что после всего, что он мне рассказал, потребовался именно этот момент, чтобы понять всю чудовищность его борьбы. И не важно, чего мне это может стоить, теперь я хотела только одного — успокоить его. Я встала, моё решение было принято.
Он нахмурился, но тоже встал. Я смотрела ему в лицо, чувствуя себя так, будто прорывалась сквозь цепи. С тех пор, как я впервые увидела его, я пыталась бороться с ним, дабы самой не пострадать. Насколько же незначительным это стало теперь, когда я на самом деле увидела его боль!
Обеими руками я обхватила его ладонь. Она была холодной, как лёд.
— В тебе также есть и доброта, и ты должен увидеть это. Я восхищаюсь тобой.
— Это потому что ты не знаешь меня, — он прозвучал непреклонно.