Тридцать ночей
Шрифт:
— Я хотел всего лишь... фантазию с тобой, — наконец ответил он. — И как можешь видеть, я оказался не способен остановиться.
— Тогда не останавливайся, — прошептала я ему в губы, потому как его ответ был до того предельно тихим.
Он остановился.
— Ах, Элиза, — выдохнул он, расцепил мои руки за своей шеей и опустил их, расположив по моим бокам.
Свет в его глазах потускнел. Он отступил и сел на стул у кухонного стола. Напряжение вернулось в его плечи.
— Пообедать не хочешь? — поинтересовалась я в попытке удержать его от
Он улыбнулся, но улыбка была без ямочки.
— Да, спасибо. Мне надо перегруппироваться.
Его взгляд стал волевым. О, нет! Он же назвал это "перемирием". Мой желудок в очередной раз начало скручивать. Я направилась к холодильнику с целью найти самую убаюкивающую еду, какая там могла бы быть.
— Сэндвич с индейкой и суп? — выкрикнула я поверх плеча.
Триптофана в индейке явно недостаточно, чтобы действительно спровоцировать сонливость — вопреки общепринятому убеждению — но в сочетании с другим протеином, большим количеством еды и моим успокаивающим эффектом, это может сработать.
— Конечно, — рассеянно ответил он.
Я повернулась, чтобы посмотреть на него. Он внимательно за мной наблюдал. В его глазах маячило обдумывание — подобно тому, как шахматист смотрит на доску, продумывая несколько ходов вперёд. Я вытащила из холодильника индейку, овощи и куриный бульон, и начала быстро шинковать овощи, встав около раковины, расположенной у окна.
Я выглянула в окно, удивившись, что мир всё ещё прежний. Калико нежился на своём местечке, каждые несколько минут слегка помахивая хвостом. Цветущая вишня задевала оконное стекло. Бутоны розового рододендрона гудели пчёлами. Так много жизни во всём, чтобы этому сегодня пришёл конец. Я зацепилась взглядом за отражение Айдена в окне.
Он откинулся на спинку стула, его затылок и плечи опирались на стену. Его глаза были закрыты. Плохой знак.
— Так значит, ты не собираешься в путешествие со своими друзьями? — спросила я.
Он открыл глаза. Они блуждали по моим голым ступням, ногам, моим ягодицам — на них они ненадолго задержались — по моей спине, волосам, и, наконец, встретились с моим взглядом в окне. Он улыбнулся, когда обнаружил мою уловку. Он волнообразно поднялся со стула и медленно подошел ко мне.
— Нет, — ответил он. — Чтоб ты знала, я провёл последние две ночи на улице у твоих апартаментов, споря с самим собой. Я почти уступил и сломался вчера утром, но затем я увидел тебя с мистером Солисом.
Он подхватил томат и мой нож, и начал нарезать овощ ломтиками.
Я практически растаяла от его слов, но затем постигла его игру. Он хотел поговорить об этом, так он смог бы высказать мне все свои аргументы. Ужасная затея.
— Почему ты настойчиво продолжаешь Хавьера называть "мистер Солис"? — задала я вопрос, вынимая другой нож из ножевого блока.
— Потому что это его имя.
Он переключился на морковь. Крошил он
— Да, но это так формально. Он — семья. Понимаешь ли, как брат, — продолжила я, дабы это всё ещё волновало его.
Он улыбнулся и положил на столешницу нож.
— Я знаю. Но помнишь, что сказал Боб. Ты должна дистанцироваться от Хавьера, как минимум до тех пор, пока твоя грин-карта не будет готова.
— Боб сказал дистанцироваться от Фейна, а не Хавьера. Я не могу держаться поодаль от Солисов. У нас есть "ночи сальсы" и я присматриваю за детьми по ночам в те дни, когда Антонио проходит лечение. Я живу там практически столько же, сколько и здесь! — мой голос повысился в панике.
Челюсть Айдена изогнулась. Он взял мой нож, который был направлен на ничем неповинные грибы, и положил его на разделочную доску. Он ущипнул меня за подбородок.
— Я не хочу, чтобы что-то подвергло риску твой иммиграционный статус, Элиза. Ничто, — последнее слово прошипело сквозь его стиснутые зубы.
Я обхватила его лицо, играя со щетиной.
— И я не позволю этому. Я буду сторониться Фейна, но не Солисов. А что если моя виза не будет принята и на этот раз? — мой голос упал до шепота.
На мгновение он прикрыл глаза, выглядя при этом так, будто собрался начать выстраивать баррикаду из аргументов против Хавьера, ICE или самого себя. Я перевела разговор на то, что всегда, как мне казалось, улучшало его настроение.
— И кстати, если я отдалюсь от Хавьера, что тогда произойдёт с написанием картины?
— Сейчас, когда я знаю, что это может навредить твоему будущему, написание может ждать хоть век, пока я обеспокоен.
Он поднял нож и управился со всеми остальными овощами.
Может быть, дело было в его быстрых движениях или в известии о том, что он отказывается от того, что свело нас вместе, но пустота вновь расширилась в моей груди.
— Но ты был так ревностно настроен на написание этой картины, — сказала я, мой голос был робким. — Ты сказал, что на картине я всегда буду принадлежать тебе.
Я вылила куриный бульон в кастрюлю, так как мои глаза горели от непролитых слёз. Водород, 1.008 -
Он поднял моё лицо, заставляя меня посмотреть на него.
— И я, по-прежнему, придерживаюсь этого заявления. Эта картина — только там ты должна мне принадлежать.
Он пристально всматривался в меня, когда его слова окончательно истолковали его фантазию. Он желал не только вечности. Он хотел ещё и отдалённости.
Запаниковав, я начала искать пути удержать его рядом с собой немного дольше. Мне всегда придётся бежать вперегонки со временем в отношении его? Если не от ICE, то от его прошлого?
— Солисы устраивают вечеринку в честь моего выпуска в следующее воскресенье. Не хотел бы ты быть моим спутником?