Тридцать три – нос утри…
Шрифт:
– Ой, живота… – Винька слабо подрыгал ногами. И зажмурился – будто и правда весь в страхе.
– Тогда – взбучка, – деловито решила Варя. – Сто сорок горячих.
– Ой…
– Двести сорок! – И она хлопнула его учебником физики.
– Ай…
– Это еще не “ай”, – злорадно сообщила Варя. – “Ай” это когда вот так!.. Тьфу! Откуда в тебе пыль да сажа всякая!
– Так тебе и надо… Ух ты! Смотри! У твоей ноги!
У Вариной босоножки двигался, подминая травинки, тяжелый, как танк, жук-рогач.
– Что?
Варя взлетела со ступеней, Винька – кубарем с ее колен. Встал на четвереньки – и обратно к жуку.
Виньке нравились эти жуки-великаны. Они были мирные и красивые. Могли, конечно, тяпнуть за палец, но, во-первых, не надо зевать, а во-вторых, следует обращаться умело.
– У, кровожадная Варвара! Чуть не раздавила беднягу… – Он ухватил рогача за твердую спинку. – Чего испугалась? Погляди, какой замечательный! – Винька встал, протянул Варе жука.
– А-а-а! Уйди, Винегрет!
– Трусиха. А еще в учительницы собираешься. Подумай, что будет, если тебе однажды такого зверя под классный журнал подсунут?
– Помру на месте, – убежденно сообщила Варя издалека. – Винька не подходи… Кому сказала! А-а!..
– Да не буду, не буду… – Винька сел на ступень, вытащил из тесного кармана штанов, спичечный коробок.
Спичек в коробке не было, а лежали всякие полезные вещи: сломанный довоенный значок “Ворошиловский стрелок”, сделанный из проволоки кузнечик-прыгун и несколько гильз от патронов мелкокалиберки. Эти гильзы назывались “пистончики”. В лагере пистончики водились у всех мальчишек, потому что неподалеку находилось стрельбище областной организации “Досарм”.
Такие крошечные гильзы годились для многого: ими стреляли из рогаток, в них свистели, ими играли как солдатиками. А еще их можно было присасывать к нижней губе: идет человек, а губа у него, будто у дикаря, украшена латунной звенящей бахромой…
Мелкие вещи Винька затолкал обратно в карман (все это левой рукой, в правой был жук, он сердито шевелил рогами и лапами), посадил в коробок пленника. Рогач еле поместился.
– Засушишь для коллекции? – понимающе сказала Варя.
– Ненормальная, да? Если тебя засушить, тебе понравится?
– А тогда зачем он?
– Кудрявой покажу. Поиграем и выпустим…
Винька встал, отправил коробок в карман. Варя передернулась:
– Ходить с таким страшилищем в кармане… И сам страшилище. Умылся бы ты, Винегрет, а то как папуас.
Голосом, каким в лагере рассказывали жуткие истории, Винька продекламировал:
– Вот идет черный-черный папуас Винегрет. На его черных штанах черный-черный карман. В кармане черная– черная темнота. В темноте сидит рогатый и кусачий черный-пречерный жук…
Варя, осмелев, сказала, что Винька не черный, а просто чумазый. И штаны его когда-то, может, и были черными, но теперь…
– В них пыли больше, чем вельвета.
– Зато жук-то уж по правде
Но Варя заявила, что жук тоже не черный.
– Он с зеленом отливом, я разглядела.
– Она разглядела ! Зажмурилась и орала…
– А сперва разглядела… И, если хочешь знать, ничего полностью черного вообще не бывает на свете. Ни-ко-гда.
– Как это?
– А вот так. Я про это как раз недавно повторяла по физике. Черный цвет – это полное отсутствие всякого света. Абсолютное . А такого в природе быть не может.
– А если самая-самая темная ночь?
– Все равно есть проблеск. Хоть какой-то… – Варя сделалась почему-то очень строгой.
– А если… в комнате, где все щели заколочены, и за стеклами ни луны, ни звезд, ни фонарей?
– Даже в самой темной темноте… что-то есть, Винька. Ну, хотя бы цветные пятна, которые в глазах плавают…
“А ведь это хорошо”, – неожиданно подумал Винька. Но тут же и пожалел:
– Значит, никак-никак никогда нельзя увидеть полную черноту?
– Нельзя… Можно только почти полную. Ну, практически не отличимую от полной. Знаешь как? Надо где-нибудь взять пустой шар, выкрашенный черной краской внутри. Или сделанный из чего-нибудь черного. И проковырять в нем маленькое отверстие. И вот то, что увидишь в отверстии, будет почти совершенно черный цвет… Нам учитель Евграф Павлович рассказывал про такой опыт.
– Черный шар… Подожди-ка!
Винька побежал к забору. Отыскал в лебеде мячик. Тугой струйкой выдавил из мячика воду себе на колени, помыл их ладошкой (попутная польза). Мячик опять стал похож на черную шапочку. Винька вернулся к крыльцу, сел, надел резиновую шапочку на скользкое колено, достал из кармана пистончик.
Острые края гильзы Винька вонзил в резину – там, где дырка. Надавил, завертел. Резина сопротивлялась недолго. Винька с чмоканьем выдернул пистончик из мячика. Теперь в резине вместо чуть заметной дырки было аккуратное круглое отверстие. Калибром пять целых и шесть десятых миллиметра. Мячик сквозь отверстие быстро втянул воздух и обрел привычную форму.
– Вот, смотри… Это почти полная чернота, да?
Варя села рядом.
– Да… Ох, Винька, какой ты находчивый!
– А ты как думала!
Они еще поглядели на “черную черноту” в отверстии. Она была… какая-то нездешняя. Круглая дырка – словно глазок в другой мир.
Уж не в эту ли нездешнюю тьму ушел две недели назад Глебка?
“Да нет же, нет, – будто вздохнул он рядом. – Не бойся…”
Винька зябко повел плечами и сплющил мячик. Сунул в карман. Тот задергался там, как живой, карман растопырился. Винька повертел в пальцах пистончик. Забитая резиновыми крошками гильза теперь не могла быть ни присоской, ни свистком.