Тридцать три – нос утри…
Шрифт:
Но тревога была уже не такая сильная, как прежде.
Людмила покормила Виньку оставшимися от обеда макаронами, он поиграл с Галкой, потом она уснула. Винька вышел на “палубу”.
Над обрывом и Вокзальной улицей распахнулся оранжевый закат. Солнце ушло за старую церковь, но еще выбрасывало в небо лучи. И, чтобы избежать несчастий и тревог, стоило обратиться к нему. На всякий случай.
Винька взялся за трубчатые перила и зашептал:
– Солнышко ясное, Солнышко красное, золотое и живое! Сделай, чтобы все было хорошо – у мамы, у папы, у Люды, у Галки, у Коли. И у Кудрявой… И у меня… И Варя
Но тут его из окна окликнул тихий Никита:
– Виньчик, будешь в лото играть? Иди, все на кухне собрались.
– Подожди… Ладно, буду! – Винька любил играть в лото.
Никита не дал закончить просьбу к Солнышку. Винька не успел сказать про защиту от духа Тьмы.
Если заклинание кто-то перебивал, надо было начинать его снова, такое правило. Но все повторять – это долго. Да Никита и не отстанет, будет торчать в окне и звать… А может, хватит и того, что сказано? Ведь Винька же успел шепнуть, чтобы с ним не случилось ничего плохого. Может, специально упоминать про духа не обязательно?
Винька решил, что не обязательно.
Потом он со всеми обитателями “таверны” играл на кухне в лото и довольно удачно: выиграл пятьдесят копеек, закрыв “квартиру” бочонком с двумя тройками.
– Тридцать три – нос утри! Баста!
Еще три таких выигрыша, и можно будет купить билет на утренний сеанс в “Победе”.
Но полузабытое опасение чуть ощутимой занозой все же сидело в нем.
И оказалось, что опасался Винька не зря.
Вторая часть Винька и Тьма
Знак кометы
1
Новый день был не похож на вчерашний – небо хмурилось. Но холоднее не стало и дождиком с утра не брызгало.
Винька побежал к Кудрявой. Но бабушка сказала, что Кудрявую мама увела сдавать анализы.
– С самого раннего часа… Замучают дитя еще здесь, до операции.
Винька понимающе повздыхал. Он перед лагерем тоже помаялся с анализами.
Затем Винька пошел к Эдьке Ширяеву. У его дома собрались восемь ребят. Разделились на две команды и гоняли мяч до полудня. Эдька сказал, что надо тренироваться до упаду. Нельзя же допустить нового позора, если опять придется играть со “смоленскими” или еще с кем-нибудь.
Тренировались героически, хотя временами сеял дождик, трава стала скользкой, а мяч разбух. Наконец умаялись. Рядышком сели на мокрые бревна у Эдькиного забора. Винька пожаловался, что вчера из-под бревен кто-то “увел” рогатку.
Кудрявый Ромка, младший Эдькин брат – человек справедливый и дерзкий – рывком обернулся к соседу.
– Груздик! Ты же сегодня утром рогаткой хвастался! Говорил, что нашел!
Груздик (тот, что больше всех наскакивал на Виньку зимой, при первой встрече) заелозил на бревнах.
– А чё?.. Ну, нашел. Вовсе и не под бревнами, а в траве. Я иду, а она лежит…
– Ну, Груздь, – нехорошим тоном сказал Эдька.
– Паразит, – более четко высказался Ромка. Красть оружие считалось делом бесчестным. Да еще у своих!
– А чё! – завопил Груздик. – Я, что ли, знал, что она его?! Твоя, что ли, Шуруп?! Да бери ты ее! – Он бросил Виньке рогатку. – Я вчера спрашивал: “Чья-чья?” А все молчали, как дохлые рыбы!..
Изничтожать
– Отец, может, кобуру мне для нее привезет с военных сборов. От ТТ, – сообщил Винька. Это пришло ему в голову лишь сейчас, но тут же он подумал: “А почему бы и нет? Попрошу в следующий раз…”
Эта выдумка надолго Виньку обрадовала. После обеда он в хорошем настроении опять заглянул к Кудрявой. Она была уже дома. Но, в отличие от Виньки, грустная.
Винька спросил, в чем дело. И Кудрявая опять призналась, что боится операции, И он снова сказал: “Глупая, это же под наркозом”. И она опять объяснила ему, что “сам глупый, я же не боюсь, что больно, а боюсь, что ничего не выйдет”.
Тогда Винька малость разозлился на нее и выдал:
– Ну, не выйдет – и наплевать! Хуже-то все равно не будет!
Кудрявая горько сказала:
– Куда уж хуже-то…
– Балда ты, Кудрявая, вот кто! Ты же… и так красивая!
Чего не скажешь, чтобы спасти человека от тоски.
– Я?! – изумилась Кудрявая.
– Ну… не я же!
Она проговорила со старушечьей горестью:
– Глупый мальчик. Где ты видел хромых красавиц?
– А Луиза де Лавальер!
– Это же не по правде. В книжках одни выдумки.
– Ничего не выдумки. Мне папа говорил, что мушкетеры по правде были! И все, про кого там написано! В этих книжках… подлинная историческая основа, вот! Я зря, что ли, столько дней сидел в читалке, чтобы тебе про это рассказывать? А ты – выдумки!…
Винька нарочно распалялся, чтобы отвлечь Кудрявую от страхов. И его понесло:
– Один раз почти что головой рисковал!
Кудрявая распахнула синие глаза.
– Как головой?
– А вот так! – Винька решил, что если уж врать, то на “всю катушку”. – Надо было четвертый том “Виконта” дочитать поскорее, потому что Петр Петрович хотел его назавтра в переплетную мастерскую отдать, в ремонт. Уже вечер, а у меня еще половина не прочитана. А он уже в колокол третий раз: бом-бом-бом… Ну, я вышел в коридор, будто домой иду, и – за шкаф. Сидел там, сидел, пока тихо не сделалось и темно. А потом – обратно в читальный зал… – Винька передернул плечами, будто все по правде. – Знаешь какая жуть в старой церкви в темноте! У меня фонарик был, но он еле горел, батарейка слабая… И в каждом углу будто по привидению. Сразу все такое вспоминается: и “Вий”, и индеец Джо, и всякие истории про колдунов и чертей…
– Ой, мамочка… – выдохнула Кудрявая. – Она опять верила Виньке безоглядно. – А потом что?
– Потом, потом… Побоялся и привык маленько. Включил лампу и читал до утра. А на рассвете – обратно за шкаф. А когда библиотеку открыли, выбрался незаметно и скорее в школу. А там спал на всех уроках…
– А дома тебя разве не хватились?
– Дома… думали, что я у Людмилы ночую. Обыкновенное дело.
– Винька, ты отчаянный, – восхищенным шепотом сообщила Кудрявая. Это было приятно. Однако следовало соблюдать правдоподобие. И он самокритично сказал: