Тридцатого уничтожить!
Шрифт:
– Если он друга - хорошо! Плохие люди - очень плохо! Вертолет хорошо!.. Однако вертолета - завтра - плохо, послезавтра - много плохо! Болной - плохо! Кумыс пьет - хорошо! Много здоров ест! Не думай плохо за старый Касым - хорошо!
– он говорил спокойно и рассудительно, словно разговаривал сам с собой.
– Спасибо, отец!
– Капитан облегченно пожал его руку.
– Зачем спасибо? Мы - дети наша земля: я - плохо, ты помогал, ты плохо, я помогал. Не можно не так! Айда кушат, кумыс пит!
– Нет отец, нам нужно спешить!
– покачал головой
– Спешит много-много - плохо, - покачал головой старик, словно не слыша других слов.
– Тело отдых нужно.
– Ты что, не понял, отец? Я же говорю об опасности, которая может гро...
Старик вдруг положил ему на плечо свою морщинистую руку и проговорил на чистом русском языке безо всякого акцента:
– Вы доверились старому Касыму, и Касым не подведет вас. Теперь и старый Касым жег довериться вам: я старый солдат и прошел всю войну до самого Берлина! В разведроте служил. Меня насторожила ваша странная форма, а не форма американского офицера!
– Он вопросительно взглянул на капитана.
– Эта форма, отец, тех плохих людей, он тут же поправился, - точнее, преступников. Они идут против народа и могут наделать много беды. Мы убежали от них.
– Понятно, - старик насупился.
– Стрельба, которую я слышал ранним утром, с вами связана?
– Здесь? Слышно было?
– воскликнул удивленно Савелий.
– В песках далеко слышно. За американцем я пригляжу, можете не волноваться: они его не получат! Однако у них тоже вертолеты есть? полуспросил он.
– Есть, - кивнул капитан и тут же воскликнул: - Понял! Если кто будет спрашивать о троих, значит, чужие, а если об одном, то свои, представители власти.
– Но почему вы так уверены, что за ним пришлют вертолет?
– Надеемся добраться и сообщить.
– А если...
– старик запнулся на полуслове и опустил глаза.
– Если с нами что-то случится, то американец тебе подскажет, что делать!
– Савелий хлопнул старика дружески по плечу.
– Он немного говорит порусски. Спасибо тебе, отец!
– Постарайтесь выжить, сынки!
– тихо, как молитву, выдавил из себя старый Касым, а чтобы скрыть влажные глаза, суетливо добавил: - Сейчас мои внуки вас угостят на дорожку.
Когда наши герои покинули гостеприимную кошару, старый Косым собрал вокруг себя всех своих внуков и правнуков и что-то долго им говорил на родном языке, после чего приказал идти в доя и не показывать носа наружу и не выгядывать в окна, пока он сам этого не разрешит. Все беспрекословно вошли в дом, и старик закрыл их на щеколду снаружи.
Только после этого он об обработал йодом раненую ногу так и не пришедшего в себя американца, обложил рану какими-то своими мазями и аккуратно забинтовал. Подхватив его под мышки, оттащил метров на пятьдесят в пески с кошарой в небольшой, около двух квадратных метров, схрон, куда он складывал заготовленный и спрессованный на зиму корм для скота.
Этот схрон не был специально подготовлен
На тот случай, если американец придет в себя, а его рядом не окажется, старый Касым оставил рядом с ним кувшин с кумысам и ломоть казахского хлеба. Тщательно замаскировав вход, старый Касым вернулся к себе в дом.
ВОСПОМИНАНИЯ О ЛАНЕ
Хватая пересохшим ртом оскаленный воздух, они продолжали свой изнурительный бег по огненному песку.
Несмотря на то, что капитан был старше своего приятеля, держался он очень уверенно. Он расчетливо и экономно двигался. Потрескавшиеся губы кровоточили, а язык был настолько сухим, что когда капитан забывался и машинально пытался облизнуть губы, то морщился от невыносимой боли; язык был шершавый, как наждачная бумага.
Савелий с виду казался более уставшим, чем Воронов, однако это было чисто внешнее впечатление: он вообще не ощущал усталости и совсем ничего не чувствовал, отключив свое тело от внешних раздражителей.
Послушное тело не испытывало никаких неудобств. Более того, казалось, что он только что оказался в этих условиях и был переброшен какой-то силой из другой местности. Хотя губы потрескались, во рту у него тоже пересохло, это его не беспокоило.
– Присядем?
– предложил капитан и плюхнулся на песок. Затем достал свою фляжку и сделал несколько глотков.
– Отличный кумыс и жажду утоляет, и голод.
– Ага, жаль, маловата фляжка, - согласился Савелий, сделав из своей фляжки только один глоток, потом завинтил крышку и откинулся на спину: говорить при такой жаре не хотелось. Он прикрыл глаза и попытался представить лицо Ланы.
– Здравствуй, Савушка!.. Здравствуй, милый!
– услышал вдруг ее голос и открыл глаза перед, ним стояла обнаженная Лана.
– Как?
– встрепенулся он и вскочил на ноги.
– Как ты здесь оказалась?
– А я всегда с тобой, милый, - она взяла его за руки, опустилась на колени и потянула его вниз, к себе. Савелий опустился рядом с ней на колени и вдруг почувствовал, что песок влажный и прохладный.
Он оторвал от ее глаз свой взгляд и огляделся вокруг: перед ним, серебрясь в лучах солнца, раскинулось бескрайнее море! Настоящее море! Он даже почувствовал запах морской воды. Она была изумрудного цвета, и ласковые прохладные волны покорно накатывались на берег, нежно омывая его ноги.
– Ничего не понимаю, - растерянно прошептал Совел - Где барханы? Где зной? Где капитан?
– Капитан? Вон плывет метрах в пятидесяти от берега. Неужели не видишь?
– Лана ткнула своим длинным наманикюренным пальчиком в море, и Савелий действительно увидел капитана, который сильными уверенными взмахами преодолевал метры за метрами, продолжая оставаться на одном месте.