Тридевять земель
Шрифт:
Арлетт невольно улыбнулась – улыбнулась и Марина.
— Они пропали, – пояснила она, похлопав ладонью по дивану рядом с собой – присядь. – Ортем, Мари и Миранда. Так же, как они исчезли тогда, на улице, после концерта.
— Марина, тебе не нужно волноваться! Пожалуйста!
— Уже почти не волнуюсь, – Марина глубоко вдохнула и прикрыла глаза. – Нет, не зови доктора. Сейчас всё будет хорошо. Они вернутся. Они обязательно вернутся, – она ощупью нашла ладонь Арлетт, и сжала. – Ты лучше скажи, ты сама в порядке? Я не хочу покидать Рим надолго. Если что-то хочешь
Арлетт усмехнулась и поджала губы. До того злосчастного дня в больнице она считала, что у неё есть всё – ей предложили стать хозяйкой, её собственный магазин стал приносить достаточный доход. И ребёнок. Даже двое. Одно «но»: она не сказала, кто их отец – иначе, конечно, ей не сделали бы такого предложения, детей дросселей в Париже боятся даже больше, чем самих дросселей. Суеверие, но очень сильное, вопреки всем фактам. Теперь всё открылось и выяснилось… и у Арлетт нет ничего – никому она не нужна, а мать с отцом, едва узнав, кто был отцом детей, выставили из дому. Пошла ва-банк – и проиграла. Будь проклята та безумная с ножом!
— Ты сказала мне, что больше не волнуешься, – Марина сжала её ладонь сильнее. – Но я же чувствую. Не сейчас. У тебя будет время, чтобы всё оплакать, но не сейчас, пожалуйста. Хочешь что-нибудь забрать, или можем возвращаться?
— Нечего забирать, – Арлетт сумела отогнать слёзы и обиду прочь. – Можем ехать. Они вернутся? Все вернутся?
Марина кивнула.
— Он не оставит меня. Он искал меня двадцать лет, пусть даже для него это были дни, а не года. И нашёл. И всегда возвращается. И сейчас вернётся.
— Ты точно это знаешь? – Арлетт чувствовала, как спокойствие возвращается к Марине. Ещё несколько секунд назад Марина сама была испугана, очень испугана. И вот – ни следа испуга, уверенность и улыбка на лице.
— Я верю, – Марина открыла глаза. – Этого достаточно. Всё позади? Ничего не забыли?
Арлетт подумала ещё пару секунд. Да. Всё позади. Всё неприятное. До свидания, Париж… или прощай, как получится.
– - -
— Очень мило, – Мари увидела туалет – небольшое возвышение, кожаное сиденье… с широким отверстием. – Прямо как в лесу, значит – под кустик. Ортем, не оставишь нас на минутку?
Артём усмехнулся и прикрыл дверь в ванную комнату. Рискуют, конечно – а ну как его опять «накроет» и вытащит куда-нибудь? Но ведь не ходить же здесь, постоянно держась за руки! Ладно, чуть что – позовёт их. Что бы это ни было, на вид вполне настоящее. Там, внизу, где гости могли заплатить за комнату, никого не было – просто ключи висели на гвоздях, вбитых в деревянную стену. У Мари ещё оставалось несколько серебряных монет – оставила одну на стойке. Условность или нет – вдруг и здесь объявятся другие люди? Пока что всё выглядело декорациями, но очень достоверными. Артём пытался вспомнить, в каком из вестернов видел подобное, но все они пока что слились в условный, типовой, можно сказать, образ. И песня вертелась в голове. Точнее, музыкальная тема из «Хороший, плохой, злой». Артём усилием мысли прогнал
— Ортем? – позвала Миранда. – Мы закончили. Не хочешь посетить?
— Первое правило путешественника, – пробормотал Артём, вновь отворяя двери в ванную. Дамы и умыться успели. Не боятся, что в здешней воде…
— Нормальная вода, - Мари помахала детектором. – Ничего опасного. Пить её я не стала бы, надо вначале обеззаразить, на всякий случай. Но ничего опасного. Да, и что за первое правило?
— Не забудь посетить туалет перед тем, как отправиться в путь, – пояснил Артём и Мари с Мирандой рассмеялись.
— Не будем смущать, – Мари закрыла дверь. – Зови, если что.
«Туалет типа сортир», вспомнил Артём, и сам едва не расхохотался. Ладно. Что характерно, никакого запаха. И звука – куда всё девается? Даже если бы падало с большой высоты, всё равно был бы звук. Ладно, шут с ним со всем, не до этого сейчас.
Мари вошла внутрь, едва он отпер дверь.
— Простите, но мне ужасно любопытно, – пояснила она. – Знаю, что глупо, можете смеяться. Почему нет звука? И запаха? Ну не может же не быть запаха! Ну-ка…
Она взялась ладонями за сиденье – стульчак – и он неожиданно легко снялся. А под ним – нечто, похожее на таз. На вид – почти идеальная окружность, из яркого, полированного металла. Пустой, сияющий, чистый.
— Вот так дела! – глаза Мари широко раскрылись. – Чуяла, что дело нечисто! – и плюнула внутрь «тазика».
Плевок коснулся дна… и исчез. Словно прошёл насквозь – Мари протянула было руку, чтобы прикоснуться ко дну, но одумалась, судя по взгляду – не завершив движения.
— Сама понимаю, – сказала она, когда Миранда, запоздало, поймала её за локоть. – Можно и без руки остаться. То есть это бутафория, да? И куда они всё это дели?
— Мне лично всё равно, – поёжилась Миранда. – Теперь расскажи. Откуда ты знала про храм? Кто такой этот Марк Флавий?
Мари встретилась взглядом с Артёмом, и тот кивнул.
— Дроссель. Служил в Риме, пока его не начало перемещать – похоже, сюда. Его сочли дезертиром, сейчас думают, что он погиб. Он оставил записки, – она помахала картой памяти, и вернула её в карман. – Там сказано про его путешествия здесь. Никто не знает, что это и где. Похоже, что на другой планете.
— Как такое возможно?! – Миранда побледнела. Почти сразу взяла себя в руки. – Ладно. То есть у него есть записки об этом месте. Как отсюда выбираются?
— Хороший вопрос. Он пишет, что из храма его всегда переносило в одну и ту же комнату. Но мы не в комнату попали, а в этот странный город. И ещё он пишет: всегда под ногами такой диск. Переносит только между дисками.
— Телепорт, – пробормотал Артём. И пояснил, что это такое, и откуда он знает слово.
— Игры, – покачала головой Мари. – Никогда бы не подумала. Я бы вернулась к тому диску. Марк Флавий пишет, что они включаются примерно каждые тридцать три минуты, с секундами. Если стоять на диске, то перенесёт в следующий пункт.