Триктрак
Шрифт:
– Привет, ничего, проходи, – Ася засуетилась, вскочила с кровати, книга упала на пол, раскрылась, обнажив потертые страницы.
Лёня наклонился, поднял, взглянул на самодельный переплет.
– Ого, читаешь самиздат?
– Да, вот… читаю… – Ася совсем смутилась – мало того, что он снова застал её в разобранном виде, так ещё и за чтением запретного плода.
– Нравится?
– А ты читал? – спросила она.
– Нет… эту нет, – махнул он головой, подавая книгу.
Она взяла её, повертела в руках, положила на стол. Узел закрученного на голове полотенца развалился, оно сползло на плечи. Ася сбросила полотенце на спинку
«Не забудь – он спит с Ларкой», – напомнила себе Ася, словно это могло помочь – и не помогло, – беспринципное нутро противно замирало и ёкало.
– А Ларисы здесь нет, – сказала она, отворачиваясь от синего взора.
– Я, собственно, не к Ларисе.
– А зачем? – поинтересовалась она.
Оставалось только кокетливо улыбнуться.
– Навестить больную, – заявил он.
– Неужели?
Это краска смущения ударила в лицо или снова поднялась температура?
– Пробегал мимо, подумал…
– … что оставил здесь свой магнитофон… – продолжила Ася. – Вот он, в целости и сохранности. Спасибо.
– Как это ты всегда всё знаешь?
– Я не всегда всё знаю, я ничего не знаю, потому что ты меня совсем не знаешь, – Ася выдала абракадабру, проклиная себя за косноязычие и глупость.
– Стоит узнать получше? – спросил он.
– Не стоит… – отрезала она, замирая от собственной смелости.
– Как хочешь, – ответил он и замолчал, оглядываясь.
«Вспоминает, как тут с Лариской…», – злобно подумала Ася.
– Но ты права, я за магом, – продолжил он как ни в чём не бывало. – Тебе, смотрю, получше?
– Спасибо, да.
– Что да?
– Да. Получше,
– А я было подумал ты насчет «у-узнать», – протянул Лёня, усмехнувшись.
Асе хотелось, чтобы он поскорее ушёл, слишком сильно было её смятение. Она подошла к столу, выдернула вилку магнитофона из розетки и взялась за массивную пластмассовую ручку.
– Э-э… давай я, – Лёня шагнул, чтобы помочь, она рванулась в сторону, но, конечно, не в ту, и столкнулась с ним, ударившись плечом. Он подхватил её за талию, словно только и ждал подобного момента, и прижал к себе.
«Я без лифчика и в ночной рубашке…», – в ужасе подумала Ася, но замерла от ощущений, обрушившихся на неё, словно струи водопада. Серая в рубчик влажная ткань его пальто, в которую она уткнулась носом, пахла дождём, уже знакомым одеколоном и еще чем-то, мужским. «Нос распухший, и губа треснула!» – вспомнила она и рванулась.
– Отпусти…
– А если нет? – прошептал он ей в ухо, обжигая щеку горячим дыханием.
– Сейчас Лёля придет… – пробормотала она. – И я заразная… наверно.
– Ну и что?
– А тебе всё равно? Всё равно кто? Ты же здесь с Ларисой был!
Ася вырвалась из его рук, запахнула
– Это несерьёзно… – произнес он, ничуть не смутившись.
– Меня это не касается! – зачем-то заключила Ася, сама не зная, что же её не касалось – его неразборчивость или объятия.
Лёля, вошедшая в комнату в сей исторический момент, появилась как нельзя вовремя, помешав Асе наговорить глупостей, о которых придётся пожалеть. Впрочем, кое-что она всё-таки успела сказать.
Что это было? Насмешка? Невольный порыв? Случайность? Череда вопросов подобного рода не давали покоя Асе, сцена столкновения у магнитофона прочно застряла в голове и в теле, словно на грязновато-бежевой стене комнаты рядом с фотографией Боярского, вырезанной из журнала, постоянно крутили один и тот же кинокадр – она в объятиях Акулова.
На следующий день в комнате собралась компания девчонок поболтать и посмотреть очередную серию «Трёх мушкетеров». Притащили банку огурцов домашней засолки и буханку бородинского хлеба. Ели огурцы с хлебом, обсуждали сладкоголосого Д’Артаньяна, и его роли в питерском театре; Констанцию Бонасье и самую красивую актерскую пару Союза; отъезд однокурсника в Израиль; слухи о том, что завтра в Пассаже выбросят финские сапоги, и просто хохотали без причины так, как можно хохотать в двадцать с небольшим, когда жизненные силы рвут тонкую кожу внешних неурядиц.
– Лёлька, мне нужны сапоги! – заявила Ася, после того как девчонки разошлись по своим комнатам.
– Думаешь? Хочешь рискнуть?
– Какое там! – Ася тут же сыграла отбой своему порыву. – Надо рублей сто двадцать, если не больше! И даже если найду, все равно не повезёт, они передо мной закончатся.
Сапоги, тем не менее, вписывались в упомянутый выше кинокадр, став в нём необходимой деталью. Они нужны были не только ради практической цели, взамен старых со сломанным замком, но и чтобы появиться перед Лёней, и он увидел, что она – не робкая, больная и несчастная, бросающаяся на шею любому, а гордая красавица в новых финских сапожках.
Лёля, послушав Асины стенания, сжалилась и предложила в долг пятьдесят рублей, которые ей прислал отец-алиментщик. Воспев щедрую подругу, Ася отправилась собирать деньги, слабо представляя, как будет отдавать долги, но мысль о новых сапогах стала всепоглощающей. Существовало несколько уже изведанных способов улучшить материальное положение: отпахать несколько ночных смен на хлебокомбинате, устроиться на почту разносить утреннюю корреспонденцию, сняться в массовке на Ленфильме или, в крайнем случае, выпросить у тетушки. На комбинате платили по пять рублей за смену, иногда удавалось стащить буханку хлеба или пакет пряников, на почте за месяц – сорок рублей, а тариф массовки составлял трешку за день.
Ей удалось разжиться двадцатью рублями у однокурсниц, но остальные попытки оказались тщетными – середина месяца, весна, какие деньги? Богатая Борисова открывать кубышку не стала, и Ася вернулась в комнату, решив отказаться от затеи с сапогами. Помощь пришла с неожиданной стороны – под вечер забежали Володины, Валентина с Юрой, и принесли вафельный торт – мечту эстета-сладкоежки – огромный, украшенный по периметру шоколадными розами, с шоколадным Медным всадником в центре.
– Зашли прийти в себя после визита к Юриным родителям, – шепнула Валя ахающим над кулинарным шедевром девчонкам. – А это чудо купили в «Тортах», мы же давно мечтали такой фирменный попробовать!