Триктрак
Шрифт:
Роддом находился на окраине – двухэтажное грязновато-розовое здание за решетчатой оградой и строем огромных старых кленов. В приёмном покое теснились отцы и родственники, подавали в узкое, похожее на тюремное, окошко свёртки передач. На подоконнике сиротливо валялся помятый букет гвоздик.
Мрачная пожилая санитарка сгребла Юрины пакеты, бросив равнодушно-осуждающий взгляд на его небритую физиономию – сколько тысяч таких помятых радостным событием лиц прошло перед её глазами?
Из приемного покоя отправились под окна, вызывать красну девицу выглянуть в окошко.
– Валя, Валечка! – закричал Юра, его поддержал Лёнин баритон и Лёлино меццо-сопрано,
– Валя-я-я! 3-я палата! – скандировала троица до тех пор, пока в окне на втором этаже не показалась Валентина, необычно маленькая, бледная, в нелепом пёстром больничном халате. Заулыбалась, замахала руками, что-то говоря, пыхнула гневом в сторону мужа, показав ему кулак, затем исчезла.
– Куда же ты, Валечка? – беспомощно пробормотал Юра.
– Валя, вернись! – заорал Лёня.
Она вернулась, снова появилась в окне, показывая розовый сверток с крошечным сморщенным личиком в обрамлении байкового одеяла.
– Валечка, Валя, я так люблю тебя! – вымолвил Юра и рухнул на колени на вытоптанную мокрую землю. – Как я люблю тебя!
– Володин! – застонали девчонки.
– Не мешайте мужику, – сурово остановил их Лёня.
В окне появилась дама в белой косынке и белом халате, что-то сердито выговаривая Валентине, оттеснила её, замахала руками в сторону посетителей.
– Верните мне жену! – заорал Юра, вскакивая с колен.
– Юрочка, поедем уже домой, завтра приедешь… выспишься и приедешь, – Лёля погладила его по плечу. – Вон и Аська опять голос потеряла.
– Акулы-ы-ыч! У меня дочь!
О старые стены роддома, безмолвные свидетели тысяч восторгов и признаний, потоков слез и разочарований!
Обратно добирались на перекладных, сели на автобус, затем на другой. На Охту приехали, когда уже стемнело. Двое оставленных в квартире приятелей спали, мирно обнявшись, но были жестоко разбужены. Девушки навели порядок на кухне, выбросили бутылки, уложили утомлённого отца спать на освободившийся диван и с сознанием выполненного долга отправились домой, прихватив с собой протрезвевших друзей. Распрощались на трамвайной остановке в надежде, что те не вернутся к Юре опохмеляться и продолжать обмывание ножек. Во всяком случае, Лёля и Ася сделали все, что могли.
– Петровский тортик сейчас бы совсем не помешал. Может, Борисова ещё не съела, пойдем, выкупим остатки? – предложила Лёля, когда девчонки наконец-то добрались до своей, такой уютной, комнаты и, поскребя по сусекам, соорудили неброский ужин из поджаренных на подсолнечном масле остатков батона под кружку горячего жидкого чая.
– Какая девчонка хорошая у Вали, три шестьсот! У меня сестрёнка родилась кило семьсот, крохотная была, на ладони умещалась.
– Это Катя-то на ладони? – улыбнулась Ася.
Сводная десятилетняя сестра Лёли была ребенком весьма крупным и пышущим здоровьем, трудно было представить, что когда-то она весила кило семьсот.
– А Лёнчик, кажется, на тебя запал, подруга, – помолчав, сообщила Лёля. – Не напрасно ты страдала.
– Неужели ты думаешь… – начала Ася. – Ерунда. Ему всё равно на кого западать.
На следующее утро Ася собиралась в институт, чтобы пройти летящей походкой, с гордо поднятой головой и полным безразличием к неким особям мужского пола, которые, возможно, и не появятся по причине горького похмелья. Чуть подкрученные щипцами волосы, особо тщательный макияж, любимая юбка, точно по фигуре, тонкая водолазка густого бордового цвета, новые колготки – Лёльке удалось купить две пары
– Такая красота, не знаю, что с нею делать, куда бежать, – пробормотала Ася, разглядывая себя в зеркале.
Глава 6. Гастингс. Замок
Я вернулась «домой» в сумерках, трижды заблудившись и измучившись. Зато чувствовала себя стройной, как в двадцать, ладно, в тридцать лет – завтрак не удался, а на обед лишь выпила чашку кофе и съела английскую закуску fish-and-chips – жареную рыбу, обложенную картофелем фри.
Приближаясь к дому по уже знакомому переулку, загадала: если удастся пройти по узкому бордюру тротуара двадцать шагов и не потерять равновесие, значит, всё будет хорошо, Джеймс встретит меня дома, живой и невредимый, и всё объяснит. Или соврёт, но это неважно – главное, чтобы нашёлся. Привычку загадывать на «будет-не будет» я пронесла через всю свою непутёвую жизнь, так и не избавившись от нее, но это, как ни странно, иногда помогало обретать уверенность.
Равновесие, конечно же, потеряла – возраст и усталость взяли своё, но не потеряла надежды и загадала, что Джеймс Монтгомери окажется дома, если успею сосчитать до десяти, пока из поля зрения не исчезнет автомобиль, что вывернул в переулок невесть откуда. Машина стрельнула фарами, пролетев мимо, а я застряла на несчастливом «девять». Замедлила шаг, у поворота к дому ноги стали ватными, и я невольно ухватилась за живую изгородь, разумеется, не найдя опоры. Постояла, поглаживая чуть колючие шершавые стриженые ветки, пытаясь успокоиться. В конце концов, я не могу изменить то, что уже случилось, остается одно – жить, согласно тому, что происходит. Эта теория часто помогала обретать пусть и шаткое, но равновесие. У меня есть ключи от дома, где я могу переночевать, что уже неплохо. Свернула на дорожку, ведущую к дому – ни единого огонька, даже фонарик на крыльце не светился, как вчера вечером – дом был мрачен и, скорее всего, пуст.
Стало страшно, вата в ногах одеревенела, несколько шагов до крылечка прошла, как по минному полю. Долго вставляла ключ в замочную скважину, потом не могла повернуть, но в конце концов замок поддался, впуская в дом. Включила свет в прихожей, постояла, прислушиваясь к тишине. Страх не прошёл, лишь слегка ослабил объятия, давая передышку. Сняла пальто, заглянула в гостиную, прошла на кухню. За французским окном зловеще шевелились, двигались, приплясывали ветви и тени – поднимался ветер. Я согрела чай и сделала пару бутербродов. На столе обнаружилась записка от миссис Хоуп, в которой она сообщала, что приготовила комнату наверху, в мансарде, что отключила отопление и придет завтра к десяти утра. Решила отложить поход наверх и, перекусив, устроилась в уже освоенной гостиной. Сытый желудок, теплый свет лампы и мягкий диван, на котором я расположилась, вытянув уставшие ноги и завернувшись в плед, немного ослабили страхи. Рыжий джентльмен смотрел с портрета куда-то вдаль.
Но что же случилось, что заставило Джеймса Монтгомери внезапно исчезнуть в день моего приезда, ничего не объяснив и не оставив никакой записки? Озарение пришло вместе с вдруг замигавшей под абажуром лампочкой. Электронная почта! Как же я сразу об этом не подумала? Мне нужны компьютер и интернет. Оторвала себя от дивана и отправилась в поход по дому. В комнатах первого этажа никаких признаков оргтехники не наблюдалось. Постояла перед лестницей и двинулась по ступенькам, обтянутым ковровым покрытием.