Триллер
Шрифт:
В 1805 году маленький сорокавосьмипушечный английский военный корабль смело вступил в морской бой — ставший, как я заключил, ключевым событием той войны — против огромного семидесятичетырехпушечного французского фрегата. И я отнюдь не преувеличиваю, называя тот бой ключевым. Я действительно считаю, что победа «Мерлина» изменила весь ход истории.
И никто, насколько мне известно, никто и никогда об этом не слышал!
Мисс Сесили Хорнби, самая очаровательная девушка из всех, каких я встречал, так проникновенно и красноречиво рассказывала о том бое, словно сама была ему свидетелем. Вот вкратце, что я узнал от нее.
Семьдесят
Предал этот негодяй адмирала Нельсона вовсе не по политическим мотивам — прошу иметь это в виду, — а за очень крупную сумму денег, предложенную французским правительством. В его лице Императорский французский флот приобрел грозного и влиятельного морского капитана.
Адмиралу Нельсону не терпелось поскорее отомстить предателю, но лишь по чистой случайности капитан Блад попал наконец под прицел пушек своих недавних товарищей.
В тот день судьба всей Англии оказалась в руках команды «Мерлина». Тяжеловооруженный фрегат «Тайна» сошелся в смертельной схватке с намного более легким британским кораблем. Насколько мне удалось понять из слов мисс Сесили, не видать нам той победы, если бы не капитан «Мерлина», прежде никому не известный джентльмен по фамилии Макайвер, и не таинственный пассажир, про которого мы знаем лишь то, что звали его лорд Хоук. Если бы не они — говорить нам всем сегодня по-французски.
Я считал, что эта драматическая страница далекой войны, память о которой скрыта в глубине прошедших лет, определенно заслуживает главного приза. Мне оставалось только надеяться, что на самом деле все так и было и что я смогу это доказать.
Выслушав Сесили, я со всем рвением приступил к поискам в Королевском военно-морском колледже в Гринвиче. Не найдя в тамошних архивах никаких записей об упомянутом бое, я решил, что если рассказ Мартина Хорнби окажется заслуживающим доверия, то я, Пендлтон Толливер, скромный автор статеек о благотворительных церковных распродажах, бесплатных обедах и пропавших кошках, очень скоро смогу стать состоятельным человеком. И плюс к тому переписать всю историю.
От таких мыслей, ясное дело, кружилась голова.
Предавшись столь приятным фантазиям, я в очередной раз поскользнулся и едва не съехал вниз по крутому откосу, который ниже обрывался в море отвесной скалой, — лететь мне, по скромным прикидкам, пришлось бы футов четыреста. Весь дрожа, я прижался к блестящей вертикальной каменной стене и на некоторое время застыл на краю бездны. Когда сердце вновь забилось в привычном ритме, я отлепился от скалы и продолжил путь.
Вокруг почти совсем стемнело, и я очень пожалел, что не прихватил с собой фонарь.
Нет, все-таки историкам необходима авантюрная жилка. Как ни крути, а отыскивать свидетелей и выяснять у них подробности тех или иных событий прошлого — занятие не для слабых духом и плотью. Человек, претендующий на то, чтобы освещать дела давно минувших дней, должен быть до некоторой степени фанатиком, а это качество редко встретишь у людей мирских. Тут мои рассуждения прервал оглушительный удар грома прямо за спиной; на далеком горизонте заплясали ветвистые молнии.
Промокший до нитки, голодный,
На пристани в деревне местный паромщик любезно сообщил, что гостиница расположена на невысоком утесе на западной оконечности острова, так что я выбрал правый путь и стал спускаться вдоль нависающей скалы. Тропинка была совсем узкая и на некоторых участках представляла собой просто вырубленный в скале уступ шириной около десяти дюймов, то есть не больше длины ступни.
Отвесная скала справа казалась живым существом; она словно выдвинулась и пыталась спихнуть меня прочь с тропинки. Игра воображения? Я медленно шел вперед, трясясь от страха и стараясь не обращать внимания на нарастающую панику и бушующее далеко внизу море. Пару раз я чуть было не повернул назад, но быстро понял, что нахожусь уже слишком далеко и обратного пути нет.
Вскоре — ну, относительно вскоре — впереди возник каменный мыс, далеко выдающийся в черное как ночь море. На дальнем его конце сквозь пелену дождя и мрак светили уютные желтые огни. Двухэтажный домик так и манил к себе, обещал долгожданное тепло и еду, и я непроизвольно ускорил шаг.
Сознавая, какое жалкое зрелище я сейчас представляю, я остановился у входа под наклонным карнизом гостиницы и попытался привести себя в чувство. На мне тогда был единственный мой приличный шерстяной костюм — далеко не новый, но вполне годный для ношения, по крайней мере, в сухом виде. А вот ботинки, которые я прежде надевал только по воскресеньям, пришли в полную негодность. Да, и еще я подумал, выпрямляя спину и выжимая шляпу, что надо бы по возможности сделать умное лицо и уповать на чудо.
Толкнув тяжелую деревянную дверь, я переступил порог и обнаружил сидящего в тишине у камина самого настоящего старого морского волка — с косичкой и глиняной трубкой в зубах. Я пододвинул себе стул и представился.
— Имею ли я удовольствие говорить с мистером Мартином Хорнби? — спросил я с непринужденной улыбкой.
— Точно! Я Хорнби, — подтвердил он и вынул изо рта трубку.
Последовала длительная пауза. Хорнби молчал, весь его облик излучал радушие. Наконец, ощупывая меня цепким взглядом, он добавил:
— Сдается мне, вы задержались из-за непогоды.
Я ответил утвердительно и как мог извинился за опоздание. Заглянул бармен, и я сделал заказ: пинту эля для хозяина и полпинты горького пива для себя. Сняв плащ, я с наслаждением закинул онемевшие от холода ноги на каминную полку. В очаге уютно потрескивал огонь, а Хорнби казался хорошим малым, который наверняка расскажет все, что меня интересует, — надо только заправить его грогом или элем.
Это был крепкий, статный мужчина, чей возраст, сколько я мог судить, приближался к девяноста, с целой шапкой снежно-белых волос. Некогда красивое лицо носило следы долгого пребывания в море, открытом всем ветрам и непогодам. Одет он был в вылинявшие брюки и латаный-перелатаный шерстяной рыбацкий свитер. Голубые глаза в обрамлении мелких морщинок лучились в отблесках огня в камине, словно у юноши. Я сидел, довольный тем, что моя настойчивость привела меня сюда.