Трилогия о Драко: Draco Dormiens, Draco Sinister, Draco Veritas
Шрифт:
А потом, оглядев комнату, она начала паковать вещи.
Часы блямкнули полдень; резко распрямившись, она почувствовала головокружение — верно, одна ведь почти сутки не ела. Взглянул в зеркало на свое измученное отражение, она испытала что-то, близкое к ужасу. Попытка использовать Заклятье Красных губ привело к тому, что вид у нее стал еще более обессиленный и какой-то полинявший. Вздохнув, она поправила свой кардиган и вышла.
У комнаты Рона ее уже ждали Драко и Джинни, он — прислонившись к стене, она — сидя на полу у его ног с книгой,
Она тронула дверь и вошла внутрь. Дверь захлопнулась у нее за спиной, оставив ее наедине с Гарри.
Он стоял рядом с кроватью, через спинку которой было переброшено яркое покрывало. Увидев ее, он поднял на нее глаза — на мгновение они вспыхнули облегчением, но тут же потемнели, и он тут же уткнулся в свои ботинки.
Заперев дверь, Гермиона глубоко вздохнула и повернулась к нему.
— Привет, Гарри.
Звук ее голоса что-то воспламенил у него внутри: он вскинул голову и подошел к ней. Она не шелохнулась. Подняв руку, он коснулся ее плеча — она окаменела. Он медленно опустил руку.
— Гермиона, — голос его был наполнен болью и усталостью.
— Что?
— Я так виноват…
Она подняла на него глаза. Она совершенно точно могла сказать, о чем он, его отчаяние говорило все лучше всяких слов: бледный, с пристальным взглядом зеленых глаз за стеклами очков. Машинально она отметила, во что он одет: черный свитер, которому было, по меньшей мере, года три — он был ему мал, запястья торчали из рукавов. Этот свитер подарил ему Рон, и Гермиона удивилась, что бы это могло значить.
Тишина, похоже, нервировала его.
— Я теперь все знаю. Я знаю, что это была не ты…
— Мне Драко всё рассказал… — быстро перебила она. Я рада, что ты выслушал его. Господь свидетель — меня бы ты слушать не стал.
— Нет, все было не так…
— Именно так все и было.
Он помолчал.
— Да. Ты права, — что-то в его голосе снова заставило ее взглянуть на него, и увиденное заставило её оцепенеть: бледный, напряженный, несчастный — однако снова, спустя многие месяцы, это было он. Настоящий.
— Права?
— Права, — повторил он. — Я не слушал тебя, не позволял себе делать это. И нет мне прощения за то, что после всего этого я вообразил, что могу помириться с тобой. Я не поверил тебе, несмотря на то, что ты никогда не давала мне для этого повода. А я… Я причинил тебе боль и…
— Ты меня просто убил, — перебила она его. — Проведи ты годы, размышляя и продумывая это, ты вряд ли бы нашел что-то другое, способное ранить меня больше.
Он сморщился:
— Я знаю… Скажи, что я должен сделать… Что я могу, чтобы… исправить это.
— Полагаю, что все уже сделано, — холодно возразила она.
— Не надо… — он снова потянулся к ней, и в этот раз она разрешила коснуться
— Я сделаю, сделаю все, что ты захочешь…
— Тогда сделай так, чтобы прошлой ночи никогда не было.
Он крепче сжал ее плечи:
— Что-то, что я могу сделать… Ну же, Гермиона… Помоги мне.
— Да-да, это именно то, что я все время делаю. Помогаю тебе. Но я не смогу, если ты мне этого не позволишь.
— Позволю? Да я же прошу тебя, Гермиона… Хочешь — каждый день всю оставшуюся жизни я буду извиняться пред тобой? Хочешь? Ты ведь заслуживаешь этого… Хочешь — я встану на колени, и буду умолять тебя о прощении…
— Я прощаю тебя.
— Я… — начал он и осекся. — Что?
— Прощаю тебя.
На его лице расплылось выражение такого безумного облегчения, что она была близка к тому, чтобы изменить все свои планы. Он наклонился и поцеловал ее — она знала, что так и будет, и позволила ему. Она попыталась раствориться в этом поцелуе, понимая, что, возможно, этот поцелуй последний, — но не смогла: слова «последний раз, последний раз» эхом отзывались у нее в голове. Она закрыла глаза и обняла Гарри, стиснула изо всех сил — и это показалось куда осязаемей, чем этот какой-то отдаленный поцелуй. Но его тело под ее ладонями — худощавое, тонкокостное, с острыми плечами… ей снова захотелось защитить его. Но от этого она не могла его защитить.
Она отстранилась от него.
— Я прощаю тебя, — снова повторила она. — Однако это не значит, что все останется неизменным.
— О чем ты? — выражение облегчения начало медленно сползать с его лица.
— А разве ты думаешь, что все может идти так же, как шло? — с тоской просила она. — Только не после того, что случилось.
— Ничего не случилось, — с яростью произнес он. — Я был скотиной — вот и все. С нами ничего не произошло …
— Это неправда, Гарри. Вчера вечером ты показал мне одну очень важную вещь. Ты дал мне понять, что не доверяешь мне.
— Это не так!
— Это так, — безжалостно отсекла она. — Ты мне не доверяешь, ты никому не доверяешь. И я знаю, почему.
Он взглянул на нее в упор, и в его глазах она увидела страх. Он боялся слов, что она могла сказать, и она хотела бы пощадить его, однако это было необходимо:
— Ты не поверил мне потому, что знаешь, что тебе самому нельзя доверять, — ровным голосом произнесла она. — Ты лжешь мне, а потому допускаешь и представляешь, что я могу солгать тебе. Ты что-то скрываешь — что-то, что имеет для тебя значение, — я бы так прятала что-то ужасное, что-то огромное… и при этом прикидываешься, что все хорошо. Я могу только догадываться — насколько это плохо, Гарри — то, что ты не говоришь мне.