Трилогия о Драко: Draco Dormiens, Draco Sinister, Draco Veritas
Шрифт:
Она не успела закрыть рта — с губ сорвался вздох.
— Ой. Я и забыла, что она сломана…
— Нет… — он закрыл глаза, потом снова открыл. — Я ведь ослеп, верно? Ясное дело: даже если вокруг ночь хоть глаз коли, ты всё равно видишь свою руку, если поднесёшь её к лицу.
— С противоядием, возможно, получится всё вернуть… — прошептала Гермиона.
— Это не имеет значения… — слепой, он перехватил её взволнованно трепещущую руку и потянул к себе, прикоснулся к ладони губами и тут же сжал её в кулак, заперев поцелуй в клетке пальцев. — Тебя-то я всё равно вижу… В белом платье, на ступенях,
На руку, которую он держал, капнуло что-то горячее. Гермиона вдруг осознала, что плачет.
— Там и должна быть только красота… — произнесла она.
Драко тихо рассмеялся:
— Я как-то спросил Гарри, верит ли он в рай. А ведь мне и тогда следовало уже знать… В смысле — с того самого момента, как в меня вонзилась та стрела. Но я не хотел думать, будто это правда. А потом было проще поверить, нежели нет. А потом Гарри ушёл — и я надеялся… Надеялся, что это правда. А сейчас я просто устал, жутко устал… Но ведь не зря же я прожил жизнь, скажи, Гермиона? Я был влюблён, моё сердце разбилось — как, впрочем, разбивались сердца многих других… Я обрёл себя и потерял, я спас мир — ведь это же кое-что, верно?
— …а ещё ты выигрывал в квиддич, если я всё правильно помню, — добавила Гермиона, прижимая ладонь к щеке, будто пытаясь перенести туда поцелуй.
— Но Кубок — никогда.
— Да. Кубок — никогда.
— Им владел Гарри. Хотя за это я его простил.
— Как и он тебя. Теперь-то, надеюсь, ты в это веришь.
— Верю. Но мне всё равно так же страшно.
— Из-за смерти?
— Мне всегда казалось, что я умру раньше него, — тихо заметил Драко. — Я этого и хотел, даже радовался. А ещё я всегда знал, куда отправлюсь, когда умру — туда, где по берегу реки бродят беспокойные тени, взывая об отмщении. Но месть свершится — Гарри об этом позаботится. А потому я обрету покой — покой, что обеспечит мне он же. Так где же мне ждать его? А если там нет никаких берегов? Я мог бы ждать веками, если нужно, — но вдруг он не сможет меня найти?
— Он всегда тебя найдёт. Вы всегда сможете дотянуться друг до друга.
— Сейчас-то — да, а потом? Или ты предполагаешь, телепатия существует и на том свете? — легкомысленный голос Драко дрогнул. — Вечность — несколько долговато для одиночества, Гермиона.
Она снова нежно коснулась его щеки кончиками пальцев. Жар обжёг её кожу.
— Мы все одиноки.
…Магия, — думал Рон, взирая на Люциуса. Тот по-прежнему не сводил глаз с закрывшейся за Гарри двери. — Магия может массу всяких вещей: превратить кошку в чайник, травинку — в холодное оружие. Но существует в мире нечто иное — куда волшебней и мощней этой самой магии. Силы, что скрепляют семьи, разбивают и исцеляют сердца… Силы, которые за считанные часы сделали Люциуса сломленным, униженным стариком — седина в волосах, морщины вокруг глаз и губ.
— И теперь они оставили меня с тобой… Почему было не поставить на часах обезьяну. Я вот всегда прикидывал, а не было ли у тебя в родне магглов? Что-то в вас, Уизли, не то: столь неудачный цвет волос, тусклый взгляд в упор. И эта ваша матушка, что плодит вас по две-три штуки кряду…
Рон спокойно изучал
— Если хочешь меня взбесить, то ничего не выйдет.
Люциус не откликнулся, он тоже смотрел на меч.
— Меч моего сына? Что-то он мне незнаком…
— Это ему Сириус подарил.
— Зато именно я научил им пользоваться. Годы тренировок с самого детства.
— Оно и видно. Он весьма искусен.
— Дразнишь меня, Прорицатель? — обнажил зубы Малфой.
— Ещё какой прорицатель, — согласился Рон, скользнув пальцем вверх по клинку и почувствовав, как разделилась кожа. Он поморщился от приятной боли. — Хочешь, я расскажу тебе о твоём будущем, Малфой?
Люциус рассмеялся:
— Коли желаешь предречь мне смерть…
— О, нет, не твою, отнюдь не твою.
— Драко… — начал Люциус.
— Нет, — снова перебил Рон, — и не его. Вернее, не только его. Ведь он — не всё, что заботит тебя, не всё, что потерял ты, позволив Тёмному Лорду уничтожить часть, делавшую тебя человеком. Твоя семья. Честь. Имя Малфоев. В один день совесть не отмоешь и вину не искупишь, особенно если и особого желания-то не имеется. Пусть Тёмный Лорд вернул тебе то, что когда-то отнял, однако в день, когда зло оканчивает свои дни на этом свете, приходит пора воздаяния. Оно само тебя найдёт, можешь мне поверить. Тёмные тени сгущаются вокруг тебя — я даже сейчас это вижу.
Люциус не шелохнулся, лишь обведённые красным глаза блеснули, когда он взглянул на Рона.
— Не очень-то похоже на пророчество.
— Это только начало. Слушай — я расскажу тебе остальное.
И он рассказал, глядя, как меняется в лице Люциус. Слова обрисовали картину оставшихся Малфою-старшему дней и полной ужаса жизни — не только того ужаса, что накрыл Люциуса и его семью, но и того, который он, отчаявшись, нёс остальным. Рон вещал о крови и смерти, о навеки очернённом имени Малфоев, об Имении, обращённом в груду развалин, о разбросанных и уничтоженных сокровищах, насчитывавших не одну тысячу лет. Он вещал о возмездии, и унижении, и стыде. Он распинался, видя, что Люциус верит каждому его слову, и Рон осознал — змей в башне был прав, говоря, что даны ему иные способности, кроме как видеть будущее.
Он умолк лишь тогда, когда понял: говорить больше нет нужды, дело сделано. Люциус смотрел на него, будто из пропасти.
— И что — ничего нельзя сделать? — спросил он.
— Выход есть, — сказал Рон. — Но он не для трусов.
— Что угодно.
Рон протянул тускло поблёскивающий Terminus Est и, будто во сне, Люциус принял меч.
— Это сына?
— Его. И если можешь сделать хоть что-то хорошее во всей своей злой и бессмысленной жизнишки, — сделай.
Рон развернулся и вышел из комнаты, даже не взглянув на старика, что остался за спиной держать в трясущихся руках отточенный клинок. Гриффиндорец закрыл дверь и замер у стены, пытаясь не дать жалости взять над собой верх. Изнутри не донеслось ни звука — ни вздоха, ни вскрика, ни клацанья упавшего меча. Только из-под двери выползла тонкая струйка крови.
И Рон понял: всё кончено.
Гарри не идёт. От горького осознания этого у Гермионы перехватило горло.