Трилогия о Драко: Draco Dormiens, Draco Sinister, Draco Veritas
Шрифт:
— Но, Джинни… — в смятении вновь попыталась перебить Гермиона.
Однако Джинни, бледная и решительная, ей не позволила:
— Гермиона, мне, конечно, нужно твоё благословение, но даже если его не будет, я всё равно отправлюсь. Да, ты опять хочешь напомнить мне, чем обернулось моё последнее путешествие, и я знаю — ты считаешь, что важны не причины, а поступки. Но я думаю, что и причины многое значат, что это тоже важно… Когда я отправлялась в прошлое, чтобы забрать дневник Тома, и потом, в следующий раз… Тогда у меня не было ни одного достойного повода. Я совершила всё это потому, что хотела, чтобы со мной считались, чтобы ты похвалила меня, чтобы Драко…
— Разумеется, всё иначе…
— Когда ты была в третьем классе, Дамблдор позволил тебе отправиться назад во времени, чтобы спасти жизнь, и я отправляюсь за тем же — спасти жизнь! Если бы Драко был мёртв — другое дело, однако он всё ещё жив, но он умирает, и это наша вина, наша общая — ты знаешь это? Люциус предложил Гарри выбор между Драко и всем миром, и Гарри выбрал бы Драко, но тот сам не допустил этого. Драко заставил Гарри выбрать спасение мира. А теперь настало время, чтобы кто-то выбрал Драко. Решил спасти его одного. И мне всё равно, узнает ли он когда-нибудь, что это была я, я ничего не прошу взамен, я просто хочу, чтобы он жил. Вы с Гарри поддерживали в нём жизнь, сколько могли. Теперь настал мой черёд, — ведь это единственное, что я могу сделать. И это — единственное, что могу сделать для него именно яи никто другой… Я говорю это тебе потому, что хочу, чтобы ты знала, а не потому, что мне нужно твоё разрешение. Я всё равно поступлю так, нравится это тебе или нет, и ты не сможешь остановить меня!
— Хорошо, — ответила Гермиона.
— Я знала, что ты… — Джинни осеклась на полуслове, от неожиданности едва не свалившись с лестницы. — Что?
— Я сказала «хорошо», — повторила Гермиона и быстро заговорила, стремясь в свою очередь высказаться. — Я вовсе не собиралась ничего запрещать тебе. Я только хотела посоветовать тебе сперва пойти в библиотеку. Это может помочь тебе в выборе какой-нибудь определённой даты — ведь дети Основателей не всё время проводили в замке. Тебе надо отыскать момент, когда ты будешь точно знать, что они здесь, в Хогвартсе. Я бы порекомендовала дополненное издание «Жизнеописания Основателей» — там в приложении расписаны занятия их прямых наследников. Если там нет, то может пригодиться «История Дома Гриффиндор». Только сразу бери третий том — первые два рассказывают о периоде, когда твой Хроноворот ещё не был создан.
— К тому же библиотека может стать хорошим пунктом отправления, — добавила Блейз. — Это одно из старейших помещений замка, и там никогда не делалось никаких переделок и пристроек.
Гермиона изумлённо воззрилась на слизеринку, а Джинни, почувствовав неожиданную слабость в коленках, поспешно присела на ступеньку.
— Только не говори мне, что ты читала «Историю Хогвартса»!
— Конечно, — небрежно ответила Блейз. — А кто её не читал?
За стенами замка начал падать снег и вскоре укрыл всё вокруг толстым белым одеялом. Симус устроился на окне гриффиндорской мужской спальни, прижимая тыльную сторону ладони к холодному стеклу. Теперь он любил прикосновения к холодным предметам — они успокаивали его, остужали огонь в крови.
Родители звали его домой, но Симус сумел убедить их, что он вполне здоров и к тому же не «гуляет» с Дином Томасом (и с чего это им взбрело в головы?). Не то чтобы он вовсе не желал их видеть (хотя поначалу он с трудом мог вспомнить их лица и вынужден был в конце концов заглянуть в альбом с фотографиями) — просто ему хотелось быть рядом с Джинни.
В
Каково это — быть принуждённым делать отвратительные вещи, которые ты не мог даже представить, не говоря о том, чтобы вообразить себяделающим ЭТО. Каково это — чувствовать, как в тебе гнездится ненависть, ненависть ко всему миру и, будто кислота, разъедает твоё сердце. Каково это — ощущать навязанную гордыню, это непоколебимое высокомерие… и ту постыдную лёгкость, которая приходит, когда замолкает совесть.
Незамутнённое чувство превосходства.
Он вспомнил ту проститутку, похожую на Джинни: длинные рыжие волосы, заплетённые в косички, коротенькое, якобы школьное, платье, такие же карие глаза… Когда он поцеловал её, она поцеловала его в ответ — поцелуем более опытным, чем у Джинни, и с наигранной страстью, которая…
…Нет, — перебил он себя, — она целовала не меня, она целовала Тома, и ей заплатили за это.
По крайней мере, она думала, что ей заплатят, когда Том сломал ей шею — легко, как ребёнок ломает пополам леденцовую палочку … Он вспомнил, как Том расчёсывал своими пальцами эти длинные рыжие пряди, пока она умирала. «Джинни, — повторял он, — Джинни…».
Симус спрятал лицо в ладони. Пергаментный свиток скатился с коленей на пол.
Он хотел, чтобы она оказалась здесь. Она бы укрепила его, слепила бы его заново — таким, каким он был прежде. Вместе они бы исцелили его. Без неё он всегда будет сломленным. Симус до боли прижал пальцы к глазам в попытке стереть из памяти образ мёртвой девушки с лицом Джинни и голос Тома, благоговейный и безутешный: «Джинни. Джинни. Джинни».
Скрип открывающейся двери вывел его из чёрного забытья. Симус поднял взгляд — немного виноватый, хотя он и не сделал ничего дурного. Это был Рон, в тёмно-красном плаще поверх одежды, оттенок которого соперничал с цветом его волос.
— О, прости! — извинился он, увидев Симуса. — Я не хотел…
— Ничего-ничего, — сказал Симус, спрыгивая с подоконника. — Это ведь и твоя комната тоже.
— Это верно.
Рон не шевелился, и несколько долгих минут юноши стояли, глядя друг на друга. Оба чувствовали себя неловко, хотя и по разным причинам.
Симус горько размышлял, будет ли хоть кто-нибудь хоть когда-нибудь обращаться с ним, как раньше. Наконец он открыл рот:
— Я всё равно собирался уходить. Может, сумею разыскать Джинни до ужина…
— Честно сказать, ты мне нужен, — Рон загородил Симусу дорогу. — Если не возражаешь, я хотел бы поговорить с тобой кое о чём. Важном…
Сириус вместе с Нарциссой стоял у закрытых дверей лазарета. Его глаза, как у них у всех, ввалились от усталости, но он всё же улыбнулся Гермионе. У Нарциссы не хватило сил даже на это — в результате напряжения последних недель она выглядела пугающе хрупкой: кожа напоминала пергамент, а на висках проступили вены.