Трилогия о Драко: Draco Dormiens, Draco Sinister, Draco Veritas
Шрифт:
— Что, если я попытаюсь, и это не сработает?
Она снова взглянула на Драко — неподвижного, как памятник на собственной могиле, на закрытые, но не спящие глаза, опушённые серебряными ресницами… Видит ли он сны, и если да, то какие? Или там одна лишь темнота?
«…Я вижу тебя — в белом платье, со снежинками в волосах…»
— Это сработает, — произнесла она, вложив всю убежденность, которой не было, в эти дваслова, выбирая любовь перед искренностью. — Я не сомневаюсь.
Какая теперь разница? Ещё одна ложь во спасение.
Гарри посмотрел в её глаза, и надежда, которую
— Хорошо, — сказал он. — Я попробую.
Блейз посмотрела поверх книги и сморщила нос:
— Ну что ж, я проверила в трёх местах. Думаю, что мы выбрали правильно.
— Ты не ошиблась? — утомлённо отозвалась Джинни. — Я никогда раньше не подсчитывала даты. Просто… чувствовала, — она прикрыла ладонью крохотные песочные часы у себя на шее, ощущая биение заключённой в них силы. — Так я могу отправляться?
Блейз отодвинула книгу в сторону. Факелы на стене библиотеки погасли, и вокруг сложенных книжных горок густели тени.
— Сколько бы времени ты ни провела в прошлом, ведь это не имеет значения, правда? — уточнила она. — Ты могла бы оставаться там всю жизнь и вернуться в это самое мгновение.
— Могла бы, — согласилась Джинни, — но каждое мгновение, которое мы теряем сейчас, в настоящем, потеряно навсегда. И это время имеет значение — для Драко.
— Я понимаю, что ты хочешь сказать.
Блейз встала. Её зелёные глаза сияли. Она была красива той красотой, которую Джинни всегда связывала с Драко — это тот особенный вид красоты, который, словно доспехи, защищает от внешнего мира. Ничто и никто не может постичь её или затмить, и она же удерживает её обладателя на расстоянии ото всех. Джинни всегда завидовала этой отстранённости — сама она никогда не была в состоянии защитить себя таким образом.
— Джинни, послушай… — заговорила Блейз, — как ты можешь быть уверена?
— Уверена в чём? — не поняла Джинни.
— В том, что если ты сделаешь это, если ты спасёшь его, — он полюбит тебя?
Джинни тоже поднялась. Хроноворот бился в её руке, как маленькое сердце.
— Я не потому делаю это, — раздельно сказала она.
Блейз говорила что-то ещё, но её слова были заглушены другими словами, поднявшимися из глубин памяти, — словами, которые Джинни усердно старалась забыть: «Если ты собираешься это сделать, то должна понимать, что у тебя есть только один шанс, один-единственный. Путешествие во времени на такое огромное расстояние требует нечеловеческих затрат энергии, и если тебе придётся совершить подобное ещё раз, я не могу гарантировать твоей безопасности. Как и вообще того, что ты уцелеешь».
Она поспешно повернула Хроноворот, и весь мир, и все слова отнесло прочь ударившимся о берег и отхлынувшим прибоем.
Ладонь Драко была ледяной. Гарри положил свою рядом. Его пальцы выглядели неестественно загорелыми и здоровыми рядом с мертвенно-бледными Драко. Он знал, что должен дотронуться своей рукой до руки Драко, но не мог заставить себя — это словно прикоснуться к кукле или восковому манекену; словно поверить, ощутить, что человека
Его руки напряглись, пальцы скомкали тяжёлую, плотную материю — Нарцисса привезла из поместья личные перкалевые простыни Драко, скользкие на ощупь.
Гарри закрыл глаза, мысли путались и ворочались, точно нащупывая дорогу в тумане.
…Малфой?
Нет ответа. Только отозвавшаяся гулким эхом пустота, как будто крикнул в пустую пещеру.
Он попытался снова, и теперь эхо отозвалось режущей болью. Гарри вскинул ладони, прикрывая ими лицо, и почувствовал, как Гермиона неуверенно коснулась его плеча. Он услышал отчаяние в её голосе, и мгновенно пришло острое и резкое, как удар клинка, понимание, что она чувствует — как она завидует его дару, его шансу… и одновременно боится его.
Гарри позволил своему сознанию расслабиться, отрешаясь от всего, и попытался вспомнить, как это было — общаться с Драко, не говоря ни слова: похоже, что входишь в комнату, полную чужих, неизвестных тебе людей, и вдруг видишь там знакомое лицо…
И он потянулся за этой узнаваемостью, чувствуя, что раньше он забирался слишком далеко; то, что он так долго искал, было рядом с его собственными мыслями, его собственным разумом.
Ощущение тяжести руки Гермионы на плече исчезло, как исчезли твёрдость кресла, в котором он сидел, и холод, просачивающийся в щели окна. Он оказался в месте, похожем на сад-лабиринт из Тримагического Турнира, однако узкие смыкающиеся стены были, кажется, из твёрдого, тёмного блестящего материала, и внутри них он разглядел мерцающие огоньки. Он услышал смех и заторопился, почти побежал на звук — путь закручивался вверх, выше и выше, и вот под его ногами возникли полированные каменные ступени. Теперь по обе стороны от него поднялись тёмные деревянные панели, освещённые через равные интервалы стеклянными лампами в форме ядовитых цветов: лилия, белладонна, мак, душистый горошек, наперстянка.
Он узнал их и догадался, где оказался, ещё до того, как достиг верхней площадки и разглядел знакомый холл, раскинувшийся перед ним, вычищенный до блеска трудами десятков домовиков. На стенах горели факелы, закреплённые в консолях в форме змеи.
Гарри прекрасно осознавал, что его нет здесь на самом деле, что он забрел в сон, в чужой сон…
Неудивительно, что умирающий Драко думал о доме — то, что это именно дом Малфоя, Гарри нисколько не сомневался: место было знакомо ему, знакомо как воспоминание.
Гарри понял, что это за место, и почувствовал — оно, вместе с Драко, ждёт его.
Он оказался перед дверью в библиотеку. Гарри не помнил, на самом ли деле эта дверь находилась именно в этом месте, но сейчас это было неважно — он открыл её и вошёл.
В камине горел огонь, языки равнодушного золотистого пламени взвивались в трубу небольшими искрами. Толстые бархатные занавеси были подвязаны по сторонам высоких окон с витражными стёклами, оформленных в синих, зелёных и золотых цветах. Большой письменный стол красного дерева красовался у стены, а на нем… на нем сидел Драко, сложив ноги «по-турецки», с кучей книг у локтя и раскрытым на коленях фолиантом.