Тринадцатая гостья
Шрифт:
Они прошли мимо лаявшего пса по дорожке, остановились возле кривых, опасных ступенек, ведущих на маленькую террасу, выложенную кусками разноцветной плитки. Маленький домик, выкрашенный белой краской, четыре окна, низкая дверь с замком.
– Заповядайте (приглашение войти). – Нуртен распахнула дверь.
– Костя, смотри, не ударься головой. Видишь, как низко…
– Вы из России?
– Да, из Москвы. Вот, ищем Наташу. Понимаете, – говорила она, входя в маленькую кухню и удивляясь тому, что центральное место ее занимала большая дровяная печь, от которой шла выкрашенная в коричневую
Она решила разговаривать с этой женщиной, которая, возможно, была единственным человеком, приютившим Наташу, помогла ей открыто.
– … Конфликт. И Наташа уехала. Мы долго искали ее. Это оказалось довольно трудным делом. У нее ведь документы просрочены.
– Аз разбирам. (Я понимаю.)
Нуртен, заглянув в маленький навесной шкафчик и холодильник, сказала, что сейчас придет, и ушла.
– Костя. И наша дочь вот здесь живет?! – Лена села на стул и закрыла лицо руками.
– А что? Люди везде живут. Не самое плохое место, между прочим, – ответил бледный, с потухшим взглядом, Константин.
Он-то точно знал: в том, что дочь сбежала, виновен только он. Она испугалась, что в Москве ей жизни не будет, что он, ее отец, просто замучает ее упреками. К тому же она – девочка ответственная и решила, что непременно должна вернуть им деньги, которые им пришлось выложить цыганам. Вот только интересно, как она здесь, в этой деревне, решила зарабатывать деньги? Чем? Помогать по хозяйству этой симпатичной турчанке? Подметанием и стиркой много не заработаешь. – Здесь красиво, ты не заметила, Лена? Тихо. Если бы я оказался на ее месте, поступил бы точно так же. Я только не понял, куда она отправилась?
– Вроде к подружке, в Германию. Скажи, Костя, ты слышал когда-нибудь, чтобы у нее были подруги в Германии?
– Нет, ты же отлично знаешь!
– Думаешь, она снова в кого-нибудь влюбилась?
– Не смешно.
Вернулась Нуртен. В руках ее был пакет, из которого она достала банку, какие-то свертки.
– Кисело мляко, сирене (брынза), захар, кофе, хляб. – Женщина принялась накрывать на стол. Откуда-то появились маленькие чашки, тарелочки, сахарница.
– Здесь брынза – основной продукт, – заметил, вздыхая, Константин.
За те три года, прошедших с той поры, когда в их семье произошла эта трагедия с Наташей, он сильно постарел, поседел. Ему было ужасно стыдно за то, что в то время, когда они занимались поисками Наташи в Варне, он действительно больше думал о потерянных деньгах, нежели о дочери. Он был почему-то уверен, что с ней-то теперь все будет хорошо, она поправится, придет в себя, и вся эта история с Тони и с ее странным замужеством забудется. А вот денег теперь не вернуть! В те дни, когда он в сердцах отправлял из Москвы в Болгарию крупные суммы, он знал, что они идут на лечение дочери, на решение каких-то ее проблем, в это, во всяком случае, ему хотелось верить. Но когда все закончилось, им удалось вырвать Наташу из рук преступников и он увидел ее, прежнего чувства страха за дочь, за ее жизнь в его душе уже не осталось. Вместо этого в его сердце поселилась глухая злоба на каких-то посторонних людей,
И Наташа поняла это. По его взглядам, по отрывистым фразам, по упрекам, готовым сорваться с его языка. Она не пожелала жить с родителями, которые теперь будут изводить ее напоминанием о черной странице ее жизни и, чтобы спастись от этого кошмара и, возможно, от надвигавшейся депрессии, решила переждать этот эмоциональный шторм в тихом месте. Один на один со своей болью и стыдом.
– Вероятно, она поехала на заработки, – произнес он, чтобы хоть что-то сказать.
– Да как же она могла уехать, когда у нее виза просрочена? Чтобы поехать в Германию, ей нужна шенгенская виза. А чтобы получить ее, у нее должно быть все в порядке с документами. Я уж думаю, не связалась ли она снова с этим Тони? – И тут, вспомнив, что рядом Нуртен, она, извинившись, спросила ее: – Скажите, она здесь жила одна или с молодым человеком?
– Сама, – ответила Нуртен, опуская в каждую чашку с холодной водой и кофе примитивное приспособление для варки кофе – соединенные изолентой две чайные ложки с проводом – своеобразный кипятильник. – Она живела тука сама. (Она жила здесь одна.)
– Хорошо хоть так, – немного успокоилась Елена. – Значит, хотя бы на это у нее ума хватило – не возвращаться к этому Тони. Спасибо, Нуртен, за кофе. Так хорошо пахнет! И брынза тоже выглядит аппетитно. Скажите, здорова ли была моя дочь?
– Здрава.
– У нее были проблемы с волосами. – Лена, как могла, показала на себе.
– Коса-то? Хубова коса (хорошие волосы). Всичко нормално.
– А это точно, что она уехала в Германию?
– Ей письмо пришло из Германия. От приятелки. Аз дала на ней пари, и она заминава в Германия. (Я дала ей денег, и она поехала в Германию.)
– У нее есть телефон? Вы не знаете номера ее телефона?
– Как не знам? Знам, – с этими словами Нуртен достала из кармана жилета телефон, нашла номер Наташи и протянула трубку Елене.
– Костя, у тебя есть ручка? Запиши! Мы ей сейчас позвоним, и, если она отзовется, значит, она все же в Болгарии, так?
Записали, позвонили. Нуртен и сама несколько раз попыталась дозвониться до Наташи.
– Ее няма в Болгария. Она в Алмания. Ваша-то доштеря – хубова момиче, (Много работала.) Аз платих ей сто лева. Наташа имат козы, кокошки.
– Она держит коз и кур, – перевел Константин. – Ты когда-нибудь могла бы себе представить, Лена, что наша дочь будет держать коз и кур?!
– Бедная девочка. Костя, и что же нам теперь делать?! Где ее искать?
– Живите тука. Она позвонит мне, – сказала Нуртен. – Кога позвонит, я дам вам телефон.
– Она дело говорит! Если у них были хорошие, теплые отношения, рано или поздно Наташа ей сама позвонит, расскажет, где она. Вы, Нуртен, постарайтесь расспросить ее, где она живет, в каком городе, хорошо? Может, адрес узнаете… Или ее телефон в Германии.
– Аз имам много работа, – сказала Нуртен. – Моя-то кышта близко, тука. (Я живу поблизости.) Запишите мой телефон.