Тринадцатое дитя
Шрифт:
И, как потом оказалось, я правильно сделала, потому что я сильно заболела, и Ренни начала ухаживать за мной, помогая маме. Я даже думать не хотела о том, насколько жалкой стала бы моя жизнь, если бы я дала Ренни повод на меня сердиться - она бы обязательно отыгралась. А я и так была достаточно жалкой из-за своей болезни.
Началось все с того, что Корри Бергстон пришел в класс с сильным кашлем. И почти все подхватили его болезнь: мы с Ланом не были исключением. Лан проболел неделю, как и все остальные мои одноклассники, и вернулся в школу. А вот мне так не повезло. У меня сильно разболелось горло, а потом меня бросило в жар, и я несколько недель
Когда мне наконец-то стало легче, я спросила у мамы, что со мной происходит.
– У тебя ревматическая лихорадка, Эфф, - тихо сказала она.
– Это очень опасная болезнь, но худшее мы уже преодолели. Теперь нам надо быть очень осторожными.
– Надо быть осторожными?
– переспросила я.
– Ревматическая лихорадка остается в теле, даже когда ты начинаешь чувствовать себя лучше, - объяснила мама.
– Тебе нужно будет долго лежать в постели, чтобы она не вернулась.
– То есть я могу снова заболеть?
– спросила я.
Мама кивнула.
– Да, и болезнь может стать еще хуже, чем раньше, - сказала она. Ее голос дрожал, и я понимала, что это очень серьезно.
– Лихорадка может ослабить твое сердце, несмотря на все наши зелья и заклинания. Ты можешь даже умереть. Поэтому тебе нужно лежать тихо и не двигаться. Понимаешь, Эфф?
Я кивнула. Мама, казалось, хотела сказать что-то еще, но я откинулась на подушку и притворилась, что хочу спать. Тогда мама подоткнула одеяло и поцеловала меня на прощание. После ее ухода я долго лежала без сна и думала.
Мысли все еще путались, но я поняла то, что мама пыталась мне сказать. Я могу умереть. И теперь мне казалось неправильным, что все эти доктора и волшебники прикладывали столько усилий ради меня. Ведь если бы они знали, что я тринадцатая, они бы, конечно, не пошевелили и пальцем, чтобы спасти меня. И вдруг я подумала: "А может быть, им просто все равно". Я прожила здесь пять лет и успела понять, что Мельничный город во многом отличался от Хельванского Побережья. Здесь до сих пор никто не поднял из-за меня шум. Никого не интересовало, какая я по счету в семье, и всем, кажется, было все равно. У нас дома все беспокоились о Лане, потому что он был седьмым сыном седьмого сына. Но здесь на это тоже не обращали внимания. Только Офис Поселений постоянно говорил о Лане, считая, что он может решить любую проблему, - но это и все. Получается, если я буду держаться подальше от Офиса, со мной все будет в порядке.
Правда, в этом году я никак не могла попасть в Офис Поселений, даже если бы захотела. Мама на полном серьезе сказала, что я должна еще долго лежать в постели. Я провела дома почти весь год и пропустила всю школу. Поначалу я хотела догнать своих одноклассников и пыталась заниматься дома: Лан рассказывал мне о том, что они проходили в школе. Но в конце-концов мне пришлось все бросить, потому что мама не хотела, чтобы я занималась весь день. Она боялась, что лихорадка повредит мой мозг, и я снова слягу. Мне было очень жаль прекращать занятия.
Братья и сестры пытались подбодрить меня, но они все, кроме Ренни, почти весь день проводили в школе. А потом им надо было помочь маме хозяйству. У них просто не хватало времени, чтобы зайти и развлечь больную сестру. Пару раз заходили одноклассники, но так уж получилось, что девочек я почти не знала, а мальчики чувствовали себя неловко оттого, что им приходилось навещать девочку, особенно после того как они увидели, что у меня нет никаких интересных шрамов.
Я бы, наверно, завыла от тоски, если бы не Ренни и Лан. Каждое утро Ренни несколько часов читала мне вслух. И - вот что странно!
– она ни разу не пожаловалась. По крайней мере я этого не слышала.
Время от времени заходили и папины студенты, но больше всего меня удивил Уильям. Осенью он впервые пошел в школу. Думаю, профессор Грэм решил, что, раз уж эта школа была хороша для седьмого сына, то Уильяму она тем более подходит. Сначала Уильям нервничал, но потом он узнал, что мальчики в школе, оказывается, знают о его весенней стычке с Ланом и считают, что он храбро поступил, выступив против седьмого сына. Уильям, правда, не знал в то время, кто такой Лан на самом деле, но никого это не волновало.
Как только начались занятия, Уильям каждый день после школы заходил ко мне и рассказывал все, что там происходило и что его отец думает обо всем этом. Иногда это утомляло, но я понимала, что он действительно старается. Кроме того, было приятно повидать человека, с которым я не жила всю свою жизнь. Когда он заканчивал рассказывать о школе, он переходил на другие вещи или играл со мной в шашки. Только много лет спустя я узнала, что Уильям просто боялся, что я, как и его мать, навсегда останусь инвалидом.
Лан приходил по вечерам и занимался в моей комнате. Я была рада тому, что он приходил: мне нравилось смотреть, как он учится использовать выученные заклятия. Я только через две недели узнала, что световые заклятия и огненные иллюзии - это не то, чем занимаются волшебники на первом году обучения. И то, что Лан седьмой сын, мало меняло дело.
Через несколько дней папа узнал, чем занимается Лан, и хорошенько его отругал за то, что он использовал новые заклинания, когда рядом не было взрослых. И никакую причину для этого папа не мог счесть важной. Потом папа научил Лана парочке действительно хороших заклятий и начал присылать ко мне некоторых студентов, которые показывали мне очень сложные иллюзии - на совершенном уровне. Похоже, они соревновались между собой, кто лучше справится. Приходил даже Брант Уилсон, хотя он не обладал магией и не умел создавать иллюзии. Вместо этого он рассказывал мне об Обществе Прогрессивных Рационалистов и об их новом поселении.
– Зачем ты носишь в шляпе перо?
– спросила я его однажды.
– Эфф!
– сделала мне замечание Ренни. До прихода Бранта она читала мне, а потом вышла за стаканами горячего сидра.
– Это резонный вопрос, - сказал ей Брант.
– Мы считаем, что ни один законный вопрос не должен оставаться без ответа.
– Наверно, тяжело придерживаться этого правила, - заметила Ренни.
– Особенно когда вы спрашиваете кого-то.
– Иногда мы обижаем кого-то, - вздохнул Брант, - но это всегда происходит случайно.