Тринадцатый апостол
Шрифт:
Перед тем как отпустить «столичных артистов» Батуров с Силантьевой для очистки души провели беглую ревизию «обезьянника» и выяснив, что на данный момент количество пребывающих в нём «обезьян» и кандидатов желающих попасть на «Поле Чудес» превышает норму пассажиров полицейской пассажирской «Газели», которая прибудет завтра утром в субботу за «суточниками», не в два, как обычно, а в три раза и убедившись в отсутствии у артистов паспортов («Обокрали нас на вокзале или в вагоне в ночь перед прибытием поезда, господа хорошие, мр-мяу…», а ведь, как подсказала Силантьева: « … без паспортов их не один судья судить не будет.
Когда после долгого и дружеского прощания полицейское такси исчезло за поворотом, то кот, извинившись перед девочкой, вывел своих друзей на улицу на полутёмное крыльцо гостиницы и, присев на лавочку под фонарём, устало сказал:
– Нет у меня никаких денег. Ничего нет. Я на эту магию обольщения дружинников Владимира все свои силы на неделю вперёд потратил…
– Ну так заночуем на природе, господа иллюзионисты! – успокоил всех неунывающий Эммануил Спиридонович. – Лето, как-никак…Я тут неподалёку в парке укромное местечко знаю. Нас там ни одна собака не найдёт, а рядом замечательная мусорка имеется на которую всегда тряпки выкидывают: одежду, куртки, шторы. С утречка там молочко с кефирчиком могут выкинуть просроченный, – самое то, для наших пылающих и горящих труб. Так что если кому холодно станет или пустыня в горле песню запоёт, то имейте в виду… Идёмте, друзья мои. Давайте, давайте, не стесняйтесь…Может даже мандаринчиками слегка подгнившими с утра там побалуемся.
Эммануил вёл их неизвестными переулками через полутёмные дворы, мусорные площадки с переполненными контейнерами и шуршащими и пищащими под ними крысами, нагло перебегавшими дорогу прямо под ногами наших друзей по несчастью.
Внезапно несколько серых теней пробежали прямо между ног Котофея и он, испуганно вскрикнув, упал.
– Не ушиблись, Котофей Григорьевич? – Форштейн заботливо приподнял его и помог ему приковылять к полусгнившей лавочке под фонарным столбом.
– Что же у вас так много нечисти развелось? – спросил кот, потирая ушибленное место. – Я чуть ногу не вывернул.
– Это здесь одно место такое проклятое, господин Котофей. Так у нас везде чисто, а тут окраина старого исторического центра с домами у обрыва на котором первый участок деревяной крепостной стены стоял и многие из тех домишек, которые каменные, построили ещё при Петре. Всё собираются их снести да людей в новые дома вселить, только пока денег у властей нету ни на снос, ни на строительство. – ответил Эммануил.
– Это при каком Петре? При первоверховном апостоле, что ли?
– Да господь с вами, Котофей Григорьевич. При Петре Первом, который окно в Европу прорубил. – уточнил Форштейн. – А теперь все эти европейцы норовят все его окошки позакрывать да форточку его питерскую гвоздями позабивать. Санкции, мол. Рыло у нас не то…
– А вот у нашей Бабы Яги…– сказал Кощей.
– Ягини. У княгини Ягини, – поспешно поправил его Котофей.
– … у нашей бабы-княгини избушка ещё до Владимира построена. Ей уже несколько
– Раньше строили на совесть, на века, – согласился с ним Эммануил Спиридонович. – Не то, что сейчас – тяп-ляп и готово. Пожалуйте, мол, в кассу с пачкой денег да поскорее пока ваша новенькая квартирка не рассыпалась. Вот как сейчас строят. Лишь бы пять минут жильё простояло, чтобы его поскорее продать можно было.
– …и так шустро вертится, – продолжил Кощей. – То ко мне задом, то к лесу передом. Бывает, что по полдня ждёшь эту княгиню пока она морду свеклой намажет, да губки морковкой подведёт.
– Бабы они такие. – поддакнул ему Эммануил. – Всё вертятся, всё крутятся, всё мажутся. Тут думаешь как бы, что поесть, да чем прикрыться было, а они только о своём…
– Нога цела? Кости не сломал? – грубо спросил кота Клубок и, не дожидаясь ответа, добавил. – Ну тогда вставай и пошли скорее. Нечего тут рассиживаться. Не нравится мне это место.
– Ишь ты, наглый какой стал. – недовольно сказал кот.
– Слышь, ты чё такой дерзкий, а? – набычившись спросил Клубка Эммануил и тут же, сменив выражение лица, расхохотался. – Слышь, ты чё такой дерзкий? Ха-ха-ха! – и Форштейн, дико дёргаясь, завертелся волчком.
– С вами всё в порядке? Может в аптеку зайдём за успокоительным?
– Да всё нормально, Котофей Григорьевич. Не волнуйтесь за меня. Эта песня такая моднявая в голову стукнула. Знаете, я ведь человек творческий. Бывает по настроению какая-нибудь песня засядет в голову как заноза и ты как дятел только её и долбишь…
– А как эта песня звучит? – опасливо спросил его кот.
– Так и звучит: «Слышь, ты чё такая дерзкая, а?»…
– И всё?
– И всё.
– Константин, помоги Эммануилу, поддержи его под локоток. Чувствую, пора нам отсюда сваливать, пока нас на моднявые песни не потянуло.
– Слышь, ты чё такой дерзкий, а? – наехал на кота Кощей и одновременно с Эммануилом расхохотался.
– Да ну вас к чёрту! – взмахнул рукой кот, вскочил с лавочки и, хромая, пошёл вперёд.
– Погодите, Котофей Григорьевич! Вы же дороги не знаете! – кинулся вслед за ним Эммануил. – Погодите! Ага, вот я вас и обогнал! Все за мной! Вперёд!
Они отошли от места короткого привала на несколько десятков шагов, как кот вдруг замер и резко обернулся. Из-за кустов на уровне живота на него внимательно смотрели чьи-то хищные глаза.
– Не может быть…– Котофей повёл носом. – Это крыса…Точно крыса…Какого же она размера, если глаза так высоко?
– Что с вами опять, Котофей Григорьевич? Может помочь? – донёсся до него голос Эммануила. – Я иду к вам! Бегу на помощь!
В тот же миг, хищные глаза исчезли и обладатель их, затрусил прочь в темноту, потрескивая сухими ветками под ногами.
– Стойте! Подождите! Я видел огромную крысу! Она размером с телёнка! Надо вернуться назад в людное место! – закричал кот, догоняя товарищей.
– Назад в людное место? В полицию, что ли? – спросил его Эммануил.
– Так кого ты видел? Крысу или телёнка, а может крысу с телёнком или с её жеребёнком? Ха-ха-ха! – задорно засмеялся Клубок. – Уж если и выбирать людное место, то психушка – самое то, что тебе сейчас подойдёт!
– Давайте-ка продолжим наш путь. – пресёк назревавшую ссору Кощей. – Очень спать хочется.