Тринадцатый рейс
Шрифт:
Как лжи и правды робкие межи.
На нем вина! Ему готовь отмщенье,
Полет стрелы, звон тонкой тетивы,
Ему — презренье ближних, желчь молвы,
А ей — покой. Молчанье. И прощенье
«Почему вспомнились эти строки?» — думал я, глядя на тающее в сумраке белое платье. Наверно, это зависть. Та самая зависть, которая называется еще безотчетной ревностью.
Рядом тяжело вздохнул Марк Валерий Петровский, наш стоик.
— Они познакомились в яхт–клубе, — сказал Валера. — А потом выяснилось, что Карен свояченица Кэпа,
Он заглянул мне в лицо, как бы ища подтверждения. Выпуклые линзы очков светились, как лунные камни.
— Любовь зла, — произнес сверху Мефистофель–Лешенька.
5
Итог вечерних разговоров и событий я записал в блокнот:
«1. Маврухин, по словам механика, за день до гибели был на площади Марата. Читал газету в витрине. Говорят, знакомых в этом районе у него не было. Что он делал там?
2. Ночью, за трое суток до убийства, во время вахты Маврухина, кто–то якобы ходил по машинному отделению и свинтил штуцер в трубопроводе, ведущем к пневмостартеру.
3. В ту же ночь, немного позже, загорелась на причале бочка с ветошью и капитан из–за недостаточного давления в ресивере с трудом завел двигатель, чтобы отвести теплоход.
4. Вывод из разговора с Лешей Крученых: он не замешан. Вообще «четверка» здесь ни при чем.
5. Приходила Машутка. У нее зеленые глаза. Такие глаза в жизни встречаются гораздо реже, чем в книгах».
Здесь я поставил точку. Разумеется, последняя деталь не имела никакого отношения к расследованию. Мне захотелось вдруг написать об этих глазах: они действительно зеленые и красивые.
Я вырвал листок из блокнота — он уже больше не был нужен, карандаш помог привести мысли в порядок, — свернул трубочкой и сжег. Бумажка превратилась в пепел и рассыпалась.
Интересно, отчего загорелась бочка с ветошью? Вообще, как могло вспыхнуть тряпье? Окурок, самовозгорание? Но тогда ветошь долго тлела бы. А Маврухин увидел столб пламени. Значит, кто–то поджег бочку, плеснув туда бензина. Кому–то нужно было, чтобы «Онега» перешла к другому причалу. Кому? Возможно, самому Маврухину. Ведь он стоял в ту ночь на вахте.
Да, но без его ведома не стравили бы и давление в ресивере, что едва не помешало «Онеге» уйти от причала. Противоречие! И это противоречие сейчас не решить.
Прежде всего надо отправиться на площадь Марата и прикинуть, что могло понадобиться Маврухину в этом районе.
«Самое серьезное заблуждение любого преступника — надежда на то, что время смоет следы, подобно волне. Но время работает на угрозыск. И еще на прогресс». Так говаривал майор Комолов.
Меня разбудило топанье ног на палубе. Валера сунул под бок свой гиреобразный кулак:
— Вставай, авральчик объявлен. Готовимся к рейсу
Мы ринулись в умывальник.
—
Валера попытался улыбнуться. Надо сказать, обычно никто не радуется, когда любимая девушка выходит замуж за другого, даже если это хороший парень. Но в Валере не было ни песчинки эгоизма.
Все мы, как Диогены, ищем нового человека, высоко поднимая фонари в солнечный день. А потом оказывается, что новый человек всю жизнь прожил на нашем этаже, только он носил очки с толстыми линзами и казался чудаковатым.
На палубе Кэп произнес короткую речь. Он сказал, что главное для команды — образцово провести очередной рейс, тринадцатый по счету для экипажа. Число тринадцать — счастливое число, на всякий случай сообщил Кэп. А посему надлежит тщательно «вылизать» теплоход, прежде чем идти к элеватору под погрузку.
Через шесть часов у нас уже не разгибались спины. Ребята разошлись по кубрикам — отдохнуть, а я, проклиная жару, потащился через порт к трамвайной остановке.
Полчаса дребезжал расхлябанный вагон, прежде чем доползти до площади Марата.
Приехав, я осмотрелся по сторонам. Площадь была довольно правильной эллиптической формы, центр ее образовывала клумба с пышными каннами. Белое пятнышко газетной витрины я увидел в дальнем краю эллипса.
Асфальт на площади был мягок, как тесто. Наконец я добрался до витрины и уткнулся в желтый, месячной давности номер «Советской торговли».
Вот здесь механик и заметил Маврухина. Разумеется, тот приехал на площадь не для того, чтобы ознакомиться с передовой в этой газете. И не на свиданке. Если бы Маврухин ожидал кого–нибудь, он выбрал бы место потише и потенистее, а не стал бы торчать на асфальтовой площадке для всеобщего обозрения.
Очевидно, Маврухин пересекал площадь, направляясь к какому–то дому, и, заметив механика, приостановился у витрины, чтобы избежать встречи и разговора. Куда же он держал путь?
Пивной ларек, сатуратор, тележки мороженщиц, все, что может представлять соблазн в жаркий день, было сосредоточено у трамвайной остановки. Та часть площади, где стояла витрина, отличалась деловой пустотой.
После бешеной работы на судне пешая прогулка не доставляла особого удовольствия. Потребовалось полтора часа, чтоб осмотреть кварталы, прилегающие к этому углу площади.
Итак, в районе находились следующие учреждения и «точки»: ларек «Галантерея», «Гастроном», филиал комиссионного магазина, пункт оргнабора, родильный дом, библиотека имени Новикова–Прибоя, управление телефонной сети и прокуратура. Составив небольшой план, я начал обход. Допрашивать кого бы то ни было я не мог, поэтому пришлось пустить в ход самые различные тактические уловки.