Тринадцатый знак
Шрифт:
Конечно, у сотрудника правительственной службы, за-нимающейся сбором секретной информации в интересах государства, гарантированная страховка надежнее, чем у частного детектива, но жизнь его от этого не становится намного красивее. Правда, он убедил себя, что принадлежит элитарному сообществу, посвящен в святая святых правительственной политики и призван выполнять миссию "защиты Западной цивилизации". Однако если бы он сам себя время от времени не успокаивал идеей о принадлежности к "посвященным" мира сего, то превратился бы в нечто, напоминающее портье бродвейского театра, чья обязанность - вовремя крутануть вращающуюся дверь перед решившей заглянуть сюда "звездой".
Если власть и информация неразрывны, то и политика не может существовать без разведки. Политические и военные доктрины разрабатываются и осуществляются на основе достоверных сведений или впечатлений,
Всестороннее видение факта и только факта - первая обязательная точка отсчета в деятельности эффективной разведки. Как только ее аналитики, вместо беспристрастного определения значения факта и характерных его признаков на фоне уже известных и проверенных данных, начинают подгонять полученные сведения под уже принятую и одобренную сверху схему, разведка теряет свою важнейшую функцию предупреждения. Добытую секретную информацию она должна объективно оценить, найти в ней что-то новое, необычное, а затем предугадать возможное развитие событий. Окончательные выводы, конечно, остаются за руководством страны, но это не мешает разведке делать их и "для себя". Ведь, в принципе ее забота - обеспечить правительство не только фактами, подтверждающими правильность проводимой политики, но и свидетельствами, если они существуют, о ее возможной ошибочности и неэффективности. Для выполнения этой задачи сотрудникам разведки необходимо чувствовать себя свободными в своих оценках от "веяний сверху", дабы иметь возможность предоставлять государственным деятелям и не устраивающую их информацию.
Служба разведки беспомощна и слепа, если не чувствует множества нюансов реальной обстановки у себя в стране и за рубежом, особенностей бытия других народов со своей неповторимой культурой, историей, образом мышления и побуждениями к действию. Потому-то и ценен опыт работы "в поле" - за границей, - развивающий у разведчика умение использовать свое "шестое чувство".
Раскрывая сложную природу добытчиков разведывательной информации, Джон Ле Карре признавал, что они постоянно создают в своем воображении персонажей как бы вне себя самих, перевоплощаются в них и делают так, будто не они, а именно эти персонажи занимаются делом, наказуемым уголовным кодексом. Как и актеры, разведчики живут жизнью созданных ими образов и им также нужно вовремя "выйти из роли", дабы не оказаться в западне, расставленной их же собственным раздвоенным сознанием. Для этого надо держать себя в руках, иначе в азарте игры нервов можно легко и незаметно переступить грань и "сойти с рельсов". Их судьба и карьера напоминают игру в полутемном казино, где они кидают свои кости, но им нельзя там засиживаться долго и, когда не везет, лучше тут же уйти.
Да, действительно, своими действиями разведчик как бы подталкивается к параноическому мышлению, когда постоянно замечает, видит "странное" отношение к себе окружающих, подозрительные взгляды, обидные намеки; все отчетливее проявляется комплекс преследования, эпизодически посещает и мания величия. К счастью, если в нужный момент снимать напряжение, эти состояния не выходят обычно за пределы допустимого и не превращаются в шизофренический бред.
В результате "сбоев чувств" у разведчика может по-явиться и опасная склонность дать однажды, кроме объективной оценки, и другую, когда причинно-следственные связи трактуются им произвольно и любой факт подгоняется под его идефикс. Одна из таких навязчивых идей, кстати, это теория заговора и скрытых пружин развития событий в лице массонов, храмовников, иезуитов и пр. У безмерно увлекшегося тайными обществами есть реальный шанс стать параноиком: ведь эта "тайна" может оказаться нелепой, если усматривать ее везде и во всем. По такой логике - если заговор, то он должен быть тайным, а все остальное служит лишь подтверждением теории.
Лично и строго
Большинство людей проявляют повышенный интерес ко всякого рода загадкам и тайнам, дабы попытаться из-бежать обыденности и предсказуемости событий, превра-щающих все вокруг в заурядное, скучное. Психология секретного агента, как и члена любого тайного общества, нередко проявляется в том, что ему становится не важно, верны добываемые им сведения или нет, главное - верить, что его служба обладает хорошо оберегаемыми секретами государственной значимости. И какое наступает горькое разочарование, когда за этими тайнами, по существу, ничего не оказывается, кроме слухов, измышлений и достаточно вольной интерпретации фактов!..
Именно с такой верой в непогрешимость своего дела возглавлял Федеральное бюро расследований Эдгар Гувер. Особое, ни с чем не сравнимое наслаждение он испытывал, когда к нему на стол ложились агентурные сведения об интимной жизни государственных и политических деятелей. Эти материалы оседали в личном досье директора, где хранились и данные о частной жизни Франклина Рузвельта, его жены Элеоноры, Джона Кеннеди, Ричарда Никсона... В зависимости от обстоятельств иногда он знакомил с этой деликатной информацией президента, иногда придерживал у себя.
Шеф тайной политической и криминальной полиции был поистине гением в мире вашингтонской правительственной бюрократии, тонко чувствовал ее пружины, винтики и шестеренки. Непревзойденный мастер саморекламы, он создал сам о себе легенду как о некоем недремлющем оке, борце с "красной опасностью", неутомимом страже законности, бесстрашно вступающем в схватку с мафией и отвергающем домогательства власти использовать его бюро в политических или личных целях. Это, разумеется, не мешало ему откликаться на просьбы хозяев Белого дома получить пикантную информацию, впрочем, если это отвечало и его собственным интересам. Чаще же всего директор просто навещал какого-нибудь сенатора и сообщал ему, что его дочь принимает сильнодействующие наркотики, а затем соглашался не давать ход этим сведениям, чем и заслуживал вечную благодарность законодателя. Столько же тонко Гувер поступал и с кем-то из членов палаты представителей конгресса: обнаружив у того гомосексуальные наклонности, снисходительно заверял его в частной беседе, что в этом сообщении нет даже доли правды и он никому не собирается полученные материалы докладывать.
При всех президентах без исключения директор ходил в конфидантах, выполняя их щекотливые поручения по прослушиванию телефонов нужных лиц и многому другому. Эпизодически приносил в Овальный кабинет папки с грифом "Лично и строго конфиденциально" и сведениями о личной жизни членов кабинета и конгресса - их слабостях, внебрачных связях и тому подобное. Гувер знал, как нужно льстить президентам - подкинуть им нечто, не слишком известное, и не важно, что все эти порочащие человека данные могут быть основаны на слухах или домыслах: обвинения никогда не проверялись, но раз занесенные в досье сопровождали человека всю жизнь. Именно такая информация поддерживала Гувера на пьедестале "всевидящего": кто знает больше, тот и выигрывает, а он был обладателем тайн частной жизни сильных мира сего. Какое же это наслаждение улыбаться при встрече с влиятельным государственным деятелем, который и не подозревает, что весь интим его уже не интим, во всяком случае, для шефа тайной полиции. И пусть только попробует отправить его в отставку! Когда Ричард Никсон решил все же избавиться от Папаши и предложил ему пост консультанта по борьбе с преступностью, Гувер в ответ произнес сорокапятиминутную речь и ни разу не коснулся в ней сделанного ему предложения. Президент спасовал.
Гувер часто задумывался, почему молодые американцы выбирают карьеру в ФБР, и всегда склонялся к мысли, что в трех случаях из четырех они находят у него в бюро нужную нации, захватывающую, интересную работу, а также самую высокую зарплату, по сравнению с полицией и службой охраны президента. Вопреки бытующему мифу, среди сотрудников ФБР не так уж много адвокатов и юристов, гораздо больше учителей, офицеров - ветеранов войны во Вьетнаме.
Что касается осведомителей, как учил директор, они используются "для установления истины". Среди информаторов у него на службе состояли и ведомые патриотическими мотивами, но основную массу составляли аполитичные искатели острых ощущений, бывшие ябедники в школе, стремящиеся приобрести власть над другими. Естественно, тут оказывались и те, кем владел страх перед наказанием за совершенные преступления или проступки. Для Папаши досье на людей служило банком "крови", питающей систему сыска, главного источника его власти и влияния. В большинстве случаев он ценил не столько информацию, полученную от агентуры, сколько сам факт, что она действует.