Тринадцатый
Шрифт:
– Нет.
– Тогда где я?
– Решай сам.
– Что происходит со мной?
– Просто у тебя есть то, чего быть не должно. Помоги тому, кому должен, и ты все поймешь.
– Я человек, я не в силах играть в эти безумные игры! Я просто человек! Почему я?!
– Любой человек когда-то становится героем.
– Нет, не надо! Я хочу быть простым человеком! Не надо мне всего этого! Я не напрашивался в ваши гребаные герои! И не надо из меня делать марионетку!
– Иное уже невозможно. Ничего нельзя изменить или исправить. Ты тот, кто ты есть.
– Я капитан милиции! Простой человек! Я не понимаю, зачем все это?! Я простой человек!
– Если ты сдашься, так и будет.
Свет и туман сменились безжизненной пустыней. Вместо облаков – серые тучи. Везде лежали трупы людей,
– Что это?
– Будущее! Если ты не поможешь.
– Не может быть такого будущего! – упал на колени капитан.
– Может. Ничего невозможного нет, – спокойно ответил голос. – Подумай, что будет, если на вашей планете и в ваших душах начнется война? Подумай, что будет, если вы окажетесь предоставленными сами себе. Не станет ни законов, ни государств, ни правителей – каждый сам за себя.
– Это невозможно!
– Поверь мне: это более чем реально, если ничего не предпринимать.
Вновь наступила темнота. Капитан медленно открыл глаза. Он находился в помещении, освещенном горящими факелами. Высокий свод уходил в бесконечность и терялся где-то в темной пустоте прогнившего и покосившегося на бок церковного купола, через который словно через адское решето можно было разглядеть звезды на ночном небе. Длинная цепь монотонно болталась в стороны – когда-то на ней висела огромная люстра, освещая чрево божьей обители. Арочные своды из потрескавшегося и отсыревшего красного кирпича нависали над ним, скрывая свои темные углы под слоем плесени и мха. На стенах еще были видны побелевшие, словно отпечатанные, застывшие во времени оттиски икон. Чуть дальше сгоревший иконостас – все, что не смогли вынести, сожгли. Когда-то массивные доски пола прогнили, в некоторых местах задрались вверх от сырости и времени и теперь больше напоминали оголенные ребра мертвого мифического животного. Узкие окошки, в которые вряд ли смог бы пролезть и ребенок, перетянуты ржавыми металлическими прутьями снаружи, в некоторых из них остались посеревшие от времени стекла, чудом уцелевшие под напором местной ребятни и хулиганья. Справа от входа была небольшая железная дверь с навесным поеденным ржавчиной и временем замком. Остальные двери были открыты, словно врата в невиданные миры с позеленевшей от времени медной отделкой. Они манили и пугали своим видом. Голова капитана раскалывалась от боли, он хотел обхватить ее руками, но не смог, так как был связан. Повернувшись, он увидел лежащего в другом углу Виктора. К капитану подошел человек в одежде, похожей на монашескую, но синего цвета. Его лицо скрывал капюшон и черная повязка, из-за которой были видны лишь глаза.
– Ну что, пришел в себя? – спросил он. В его голосе слышалось удовольствие.
– Да пошел ты! – ответил капитан.
– Ха! Ты всегда был гордым, но здесь и сейчас твоя гордость неуместна. Не хочу тебя обнадеживать: ты и твой друг скоро умрете.
– Интересно знать, а почему нас не убили раньше? Ведь у вас была такая возможность. Или ты, придурок, насмотрелся голливудских боевиков и решил пообщаться со мной перед смертью?! – дергаясь и пытаясь выпутаться, прокричал Зверев.
– Не рыпайся: мои ребята отлично вяжут узлы. И да, представь себе, я решил пообщаться. Я бы с удовольствием прикончил тебя сейчас, но ты знаешь то, чего не знаю я. Поэтому пока ты нужен мне живым.
– А с чего ты решил, что я тебе что-то скажу?
– Рано или поздно все начинают говорить. Видишь вот этих милых парней? Они умеют развязывать языки. Так что врать не буду: я убью тебя в любом случае, только смерть твоя может быть либо долгой и мучительной, либо быстрой и безболезненной – выбирай. Ведь у человека всегда должен быть выбор, – рассмеялся Носферато.
– Лучше я помучаюсь. Подольше поживу, урод долбанный.
– Право твое, только поверь мне, ты все равно заговоришь. Сказки, что кто-то не заговорил, – просто вранье. Мои ребята будут резать тебя по кусочку: кусок за куском, кусок за куском. Рано или поздно говорить начинают все – это всего лишь вопрос времени и упорства.
– Да пошел ты!
– Ясно. Приступайте, – отдал приказание Носферато.
Трое его людей подошли
– Ты все еще хочешь молчать?
– Представь себе, я мазохист! Люблю помучаться! – не сводил взгляда с инструментов капитан.
– Хорошо, я доставлю тебе это удовольствие. Когда из тебя начнут вытягивать жилы, ты запоешь по-другому.
Палач вытащил из адского свертка скальпель и поднес его к лицу капитана.
– Постой.
Палач изумленно посмотрел на своего господина.
– Приведите в чувства второго. Пускай сначала увидит на своем дружке, что мы сделаем с ним. Тем более тот тоже может многое знать. К тому же он, наверное, намного сговорчивей, чем наш друг.
– Не трогай его! Он ничего не знает!
– Вот мы и проверим! – заорал Носферато и со всего маха ударил капитана под дых.
Зверев скрючился и, словно рыба, стал ловить ртом воздух. Два человека в монашеских одеяниях притащили Виктора и, бросив его перед Алексеем, несколько раз ударили бедолагу. Четырин захрипел и попытался подняться.
– Не утруждайся. Это бесполезно.
– Какого черта вам от нас надо? – оглядываясь по сторонам, пробормотал Виктор.
– Всего лишь информация, вот и все. Повторяю лично для тех, кто был в отключке: я собираюсь сделать тебе и твоему другу очень больно, страшно больно. Но если ты скажешь то, что мне нужно, я убью вас быстро.
– А если не скажу? – прокряхтел Виктор.
– Тогда я буду убивать вас медленно, и вы все равно скажете.
– То есть мы все равно умрем?
– Да, это верно, вы умрете. Вопрос в том, как? Так что выбирать тебе. А раз ты не в курсе, я познакомлю тебя с историей, чтобы ты лучше понимал, что тебе предстоит вынести перед смертью в случае неверного выбора. Американские индейцы вставляют в мочеиспускательный канал жертвы тонкую тростинку с мелкими колючками и, зажав ее в ладонях, вращают в разные стороны. Пытка длится довольно долго и доставляет жертве невыносимые страдания. Такие же описания пыток дошли к нам из Древней Греции. Племена ирокезов привязывали кончики нервов жертвы к палочкам, которые вращали. Тело дергается, извивается и буквально распадается на глазах. На Филиппинах обнаженную жертву привязывали к столбу, и солнце медленно убивало ее. В другой восточной стране жертве распарывали живот, вытаскивали кишки, засыпали туда соль и вывешивали тело на рыночной площади. В Марокко осужденного зажимали между двух досок и распиливали пополам. Персы – самый изобретательный в мире народ по части пыток – растирали жертву между жерновами или сдирали кожу с живого человека. Так что, мой друг, ты серьезно заблуждаешься: смерть может быть разной! И если вы не скажете то, что мне нужно знать, все, что я перечислил, покажется вам детской сказкой на ночь по сравнению с тем, что случится с вами!
– Послушай, ты нам столько всего рассказал интересного, что я никак не решу, что предпочесть. А можно помощь зала или звонок другу, а то я не знаю ответа на этот вопрос? – откашлявшись, прошипел Зверев.
– Гляжу, ты никак не уймешься?
– Витек, не слушай его! Эта сволочь нас все равно кончит! Не говори ему ничего!
– Виктор, ты же не хочешь, чтобы тебе было больно?
– Отвали от меня, – закрывая глаза и глубоко вдыхая, почти по буквам промолвил Четырин.
– Приступай! Я хочу, чтобы он визжал от боли, как поросенок, а капитан наблюдал, как от его друга будут кусок за куском отрезать плоть. Потом я лично займусь им самим.
Вдруг темноту огласил вой. Этот вой не был похож на звериный или человеческий: наступило полнолуние. Мимо окна разрушенной церкви пронеслась тень. Затем она мелькнула в другом окне. Казалось, это было не одно, а сразу несколько существ, так быстро оно двигалось. Кто-то дернул ручку дверей храма так, что массивные петли вдавились в стену, заскрипели и чудом остались на месте. Вой вновь огласил округу. Еще мгновение и темная фигура замерла рядом с окном, в свете луны ярко блеснули два волчьих глаза – и это пространство оказалось для него неприступным. Лекант явно пытался проникнуть внутрь, а так как ему это не удавалось, он зверел еще больше.