Тринитротолуол из Перистальтики

Твердянко Константин

Мягко высвободившись из захвата китовых пальцев, которые держали меня за шиворот, я отправился к пролому — поглядеть, что там. Конечно, невольно заразившись звериным ужасом, подбирался туда крохотными шажками, стараясь не дышать. Но не забиваться же в угол, как неразумное животное? Оттуда и не убежишь никак, бери, что называется, голыми руками.

Чудище взвыло еще громче, дважды свистнуло — предупреждает? Но ведь надо же узнать, в чем дело! Может, оно каких-нибудь мышей боится до безумия. Или тараканов.

Опасливо выглянув за разрушенную стену,

я ахнул и остолбенел. Было от чего. Протер глаза, которые заслезились от снежного блеска, но это не помогло.

Глава 6

Колдовство во плоти

Из ельника через поляну стремительно двигались люди в коричневых балахонах. Не шли, не бежали, а именно двигались — стоя, подогнув колени, плыли по воздуху где-то в полуметре над сугробами. И приближались очень быстро!

Передовые летели тройкой, клином: один впереди, двое — чуть позади него. А между редко растущими высоченными деревьями мелькали балахоны других. Спустя пару мгновений показались и они — еще три таких же тройки.

Двенадцать человек. Летящих над землей прямо ко мне. Сжимающих в руках какие-то дубинки — и на концах этих палок огнем горели наточенные рыжие лезвия.

Я все еще стоял, оцепенев, как вкопанный, а первая тройка уже успела подтянуться почти ко входу. На лету они синхронно, как по команде, распрямили колени и со всего маху приземлились, взрывая снег ногами. Метрах в десяти от меня.

Остальные тройки нагнали их и так же одновременно бухнулись чуть поодаль. При этом ни один не упал, даже не пошатнулся.

За спиной взвизгнуло — коротко, словно захлебнувшись. Восьминогая тварь все-таки смогла перебороть себя и тоже вышла встречать летучих визитеров. Которых страшилась до беспросветного ужаса.

Когда из пролома выглянула хищная морда, несколько человек в балахонах переменились в лице, но не дрогнули — ни шагу назад. А потом тот, который стоял впереди всех, резко вскинул руки. Из широких рукавов ринулось что-то неразличимое, а в следующий миг меня уже волоком тащило к нему.

Снег набился в рот и глаза, мешал дышать. Я ничего не видел и ничего не соображал. В голове крутилась только одна мысль: что же это, что же, что творится?

В предплечье больно впилось что-то острое. И тут же — в лодыжку и в плечо. Вонзилось и потянуло кожу. Я успел понять, что это крючки, но выдернуть их не смог. Вот чем, падлы, меня заловили!

Рядом хлестнуло по снегу. Пронзительно завизжало, и передо мной возникла черная преграда. Я шлепнулся об нее, вскочил, отрывая крючья вместе с клочками одежды и кожи.

Кит-паук подпрыгнул с места, и я разглядел, как по его белому брюху протянулись тонкие кровяные ниточки — разрезало теми лесками, которыми меня тащили. И на которые он лег, пытаясь остановить.

Чудовище заскрипело на весь лес и свистнуло так, что с елок снег посыпался. Сразу же приоткрыло рот, теперь уже беззвучно, — и перед пастью волнами взвихрилась поземка. Ультразвук! Люди в балахонах слегка качнулись, как от удара,

но опять выстояли. Не побежали никуда. Очень, очень серьезно!

В ушах у меня стоял какой-то погребальный звон. Монстр раздумал бить врагов звуком — сам оценил, что без толку! Вместо этого он бросился на них — всей своей колоссальной тушей. Из-под лап выметывались снежные облака. Будто шел на таран.

Человек, застывший впереди, что-то хрипло рявкнул. Остальные слитно поднялись в воздух и размазались в нем. Я увидел только, как навстречу зверю развернулась… сеть.

Она, конечно, не могла сдержать бешеный напор твари. Но почему-то сдержала. Я не успел даже охнуть.

Летуны засновали вокруг монстра, как муравьи вокруг гусеницы. Опутывая его, словно пойманную рыбину. А я все стоял, забыв, как дышать.

Что. Это. Что это вообще.

Но две размытые тени, которые скользнули ко мне, я приметил. Выхватив заточку, размашисто резанул одну — ту, что возникла слева. Тень вскрикнула и рухнула наземь. А я почувствовал, как в груди гулко стукнуло сердце. Оно не билось, кажется, уже целую вечность.

Рывком вернулось ощущение реальности. А вместе с ним мне в лицо ударил зубчатый набалдашник дубинки. Полыхнуло жгучей болью. В ту же секунду тело обхватили полосы тугой плотной ткани, спеленав меня, как младенца.

Вот и все. Я связан по рукам и ногам, зверь — закутан в сеть. Полотно, которым меня замотали, цепко держат двое. Остальные уже окружают. Не вырваться.

Чудовище билось, извиваясь и выгибаясь, пыталось порвать свои путы. Мне почудилось, что сетка начала тускло светиться, и чем больше сопротивлялся зверь, тем сильнее нити наливались сиянием. Точно, светится! Даже на солнце заметно!

На рожах ублюдков в балахонах не было ни злорадства, ни удовлетворения — ничего. И сами рожи какие-то невзрачные, постные… Сволочи, гады, выродки! Что им от меня надо?

— Я не тролль! Да не тролль же! — заорал я бессмысленно, малодушно и яростно. Не разбирая, на каком языке. — Не делаю плохо! Отпустите! Да отпустите же! Отпустите, мрази летучие!

Меня подтащили к поверженному монстру. А зверюга застонала так мучительно, как будто ее пытали. Вблизи я углядел, что сеть стягивается на ней все туже, впивается в черную кожу, сияет все ярче, и над ней поднимается дымок. На руке, перетянутой частыми нитями, вспухали багровые ожоги. Сморщилась кожа на брюхе.

— Животное-то за что? — выдохнул я. — Отпустите, не мучайте!

— Это нечистое, — последовал ровный ответ. Как будто само собой разумеется.

Гигантский китовый паук затравленно сипел. Жалобно щелкнул, как-то обмяк и вдруг совершенно по-человечески всхлипнул и заскрипел, сотрясаясь всем телом. По морде скатилась густая мутная капля.

Янтарный глаз презрительно прищурился, мигнул, широко распахнулся. Тварь сжала кисть щепоткой и, обдирая кожу, медленно просунула ее через ячейку горящей сети. Щелкнула, словно плюнула, и сплела пальцы в непонятную фигуру. Что она хочет сказать?..