Тринитротолуол из Перистальтики
Шрифт:
Моя кожа, видимо, была прочной — но все-таки, конечно, по зубам волку. Клыки проткнули руку со внутренней стороны, впились в мясо. Я вскрикнул от боли, машинально потянул пальцы в голенище сапога. Нащупал заточку и вытащил. И ткнул ей в мохнатую шею.
Более-менее успокоился я только тогда, когда перепилил волчье горло практически до позвоночника. Скинул с себя уже бездыханное тело и медленно встал. Весь залитый горячей кровью, хлеставшей из звериной шеи, исцарапанный, с прокушенной мышцей — но живой и почти здоровый. Могло получиться гораздо хуже — если бы не успел закрыться руками, то сам
Скривившись, я выплюнул что-то соленое. С трудом оглянулся и увидел, что на членистоногую косатку наседают четыре серых тени. Нет, вроде пять! С рыком и ворчанием они бросались на черные бока, пробуя вцепиться в гладкую кожу. Кое-где на ней, должно быть, красовались свежие раны — так сразу не поймешь.
Еще одно тело неподвижно застыло на снегу. Второе поскуливало и пыталось ползти — безуспешно. С ними тварь справилась, но нам и оставшихся хватит!
Я из последних сил двинулся туда, чтобы помочь, — кособокой перебежкой, как пьяница. С налета всадил заточку в живот волку, который как раз собирался прыгнуть. Металл вошел в брюхо неожиданно легко — да, у псовых там слабые мышцы… Зверь жалобно завизжал и цапнул меня за бедро. Тут бы мне и валяться опять под напором зубов, но монстр выручил — лягнул волка в бок, рассекая шкуру паучьими когтями.
Другой хищник понапрасну грыз хитиновую лапу — тварь долбанула его клешней по голове, тот упал и затих. Пара волков тут же скрылась в кустах — улепетывали от добычи, внезапно оказавшейся не такой уж беззащитной. Кит-скорпион победно застрекотал и впечатал ногу в недобитка. А потом чудовищными челюстями схватил последнего волка поперек туловища. И, мотнув в воздухе, швырнул в дерево — аж чавкнуло. Некстати серый зазевался! От собачьего визга сердце сжалось — даже на миг забыл, что эти волки нас только что порывались сожрать. Жалко — как они мучаются… Вот тот, который все хочет уползти, например. Задняя часть тела не слушается — позвоночник перебит. А волк все дергается и скулит. Хотя перекушен почти надвое.
Вздохнув, я посмотрел на заточку, крепко зажатую в кулаке, и пошел добивать подранков. Зима, охотиться им не так просто, а голод на морозе опаснее втройне — потому и решились напасть. Но мы с монстром тоже жить хотим. Кстати, вот нам и пища нашлась. Ну и что, пусть волчатина, а огня нет. Только отойду подальше, а то воняет здесь… Корейцы же собак едят, в конце концов, — вот и мне должно на пользу пойти. Деликатесов тут не предвидится, а силы совсем истаяли.
Тварь, очевидно, была того же мнения. И уж она-то даже задумываться не стала — взялась рвать зубами еще теплую тушу, только клочья полетели. Корм, впрочем, улегся плохо — зверюгу сразу стошнило какой-то темной дрянью. Но, подождав немного, она снова налегла на мясо — причем хватала его с такой жадностью, словно не питалась неделями. Вроде бы теперь еда уже не отторгалась.
Вот монстра зловоние от растерзанной требухи почему-то не смущает. Не помню, чувствуют ли киты запахи.
Сырая волчатина показалась на вкус вполне даже ничего — странности нового тела. Плотно поужинав среди ночи, я пришел к выводу, что нужно уходить — если уж проснулись. Немного отдохнуть мы с тварью успели, теперь надо продолжить путь. Быть может, по следу
Я настойчиво указал на лес и потоптался на месте, показывая чудовищу свои замыслы. Оно сипло пискнуло и со скрипом выпрямило ноги. Да, все-таки бой с волками дался ему тяжело…
Монстр неохотно потащился за мной, тихо шипя что-то. Так мы и ковыляли, проваливаясь в снег и проламываясь через валежник. Лес стал гуще, приходилось петлять в поисках мало-мальски пригодной дороги. Мне-то еще ничего, а тварь со своими паучьими лапами редко где протиснется.
Сколько мы шли, я прикинуть не мог — через еловые лапы небом не полюбуешься, а темень так и не просветлеет до позднего утра. Зато довольно скоро понял, почему растительность слегка переменилась: мы выбрались к реке.
Речушка была не слишком широкой, метров тридцать. И, естественно, замерзла. Поразмыслив, я протянул руку к другому берегу — мол, пересекаем. Решение было вполне обоснованным: через открытое пространство сможем раньше увидеть, что нас кто-то таки догоняет. Вот только выдержит ли лед? Особенно массивную тушу косатки.
Тварь тоже явно задумалась об этом: настороженно покосилась на меня человеческим глазом, который в темноте у нее блестел желто-зеленым. Но я все равно направился к снежной равнине. Морозы крепкие и держатся давно — река должна была хорошо застыть, даже если течение быстрое. Если чудище и провалится — то ничего страшного. Оно же кит все-таки! Плавать в нынешнем виде сможет только как топор, но ведь дыхание задерживает надолго. А речка явно неглубокая. Значит, зверюга сможет дойти по дну. Буду надеяться, что она не обидится на меня за такое самоуправство.
От света убывающей, но все еще яркой луны я сощурился — неужели глаза такие чувствительные? Нам действительно нужно на ту сторону, пожалуй. Это выгодно. Пусть сами станем заметнее — зато и к нам через белую простыню льда, укрытого лунным сиянием, никто без труда подкрасться не сможет.
Вздохнув, я пошел первым. Слез с берега, нависшего в полутора метрах над сугробами, едва не брякнулся головой. Сухопутный кит недовольно потрещал, однако вслед за мной спустил передние ходули — и шагнул на ненадежную твердь.
Лед под ним громко хрустел, но ползло чудище с умом: расставив и сильно согнув паучьи ноги, чуть ли не волоча брюхо. Вес распределяется лучше. Вот молодец, как только догадалось? Могучая сила инстинктов. Поэтому добрались мы, ни разу не проломив намерзший покров. Дважды лед расходился трещинами, снизу плескала вода, но монстр бодро переступал дальше. И потому не окунулся.
На другом берегу дорога пошла веселее, точно мы одолели некий барьер и теперь все будет хорошо. В самом деле — случись чего, разглядим же…
Ага. Разглядели. Только не я.
Когда вековое дерево в трех шагах от нас взорвалось мелкими щепками, спасло меня то, что я заранее уловил уже знакомый гул. Ну, и еще то, что в темноте люди видят не в пример хуже, чем я.
Великанская ель, подрубленная колдовской мощью, с печальным скрипом завалилась на бок, погребая под собой соседние деревья. Отпрыгивая, я чуть не свернул шею — но все же выяснил: никакой ошибки! Недалеко мы уйти сумели. В лесу враги, получается, прятались гораздо лучше меня.