Тринитротолуол из Перистальтики
Шрифт:
Чуть поеживаясь от ощущения внимательных взглядов, проследовал за склад. А там припустил бегом — подальше. Время уходит, утром наверняка уже вовсю развернется облава.
Рядом с местом, где край стены примыкал почти к самому берегу, затаился, прислушиваясь. Кроме шума волн, криков чаек, завывания ветра и крысиного писка, ничего не уловил. Ничего, что показалось бы опасным. Воровато оглянувшись, прошмыгнул мимо толстой стены, замочив ноги до пояса. Не страшно — в теле тролля простуда мне почти не грозит, уже понял. Потом пришлось карабкаться по остаткам старой
Часть пути до леса проделал ползком, часть — перебежками, прячась, где подвернется. Весь перемазался грязью — зимой было немного удобнее… Недаром оделся в старое барахло, а хорошие вещи убрал в мешок. Ближе к спасительной опушке слегка притормозил… И тоже не зря.
Шагов за сто я сумел различить две фигуры всадников, неспешно объезжавших кромку леса. В такую темень — что они здесь забыли, без факелов-то? Лошади… В городе я их почти не видел, да и те были какими-то невзрачными и низкорослыми. А тут — странно высокие. И фигуры всадников, закутанные в плащи, — тоже. Если не мерещится из-за темноты…
Судя по всему, они смотрят не в мою сторону, а выслеживают что-то в подлеске. Или ищут следы!..
Затем одна из фигур развернулась, и я увидел, как на ее лице горят два огонька. Глаза. Такие же, как у меня, а Агнеска говорила… Эльфы!
И он мои глаза заметил тоже. Изумленный короткий возглас — и всадник пришпорил коня, направляя его ко мне.
До леса мне никак не добраться! К озеру! Есть шанс убежать — ночью на лошади во весь опор не поскачешь.
Эльф погнал наперерез. И как быстро! Понял, гад, куда я!..
В панике я крутанулся на бегу, замер и вскинул руку — пусть будет приметнее! Успел краем сознания отметить: что-то этот жест мне напоминает. И прокричал, стараясь выглядеть внушительно:
— Прочь, олень тупорогий! Сгною!
Проклятый эльф придержал коня. Спрыгнул на землю так, как будто и не ехал. Сделал пару шагов ко мне. Я поднял руку выше, зашевелил пальцами:
— Стоять, я сказал! Не подходи!
Он все же остановился в паре метров от меня. Застыл, внимательно глядя. Длинные уши, торчащие из-под тканой шапки, чуть подрагивали. Наверное, от холода. А на лице, смутно видном во мраке, — недоумение пополам с чем-то еще.
Потом он, кажется, понял. Изящное лицо перекосила усмешка, наполненная презрением.
— Ты что, желаешь напугать… вот этими кривляньями? Я бы засмеялся, не будь ты столь жалок. Ничтожный, о великие небеса, какой же ничтожный! Беспомощный древоточец, порочащий кровь звезд.
Что больше всего меня поразило — я понял каждое слово, хотя повторить бы явно не смог.
— Здесь бродит гимори, — продолжил эльф. — Откуда он? Кто его создал? Это гимори твоего господина? Он чернокнижник, проклятый небесами?
— Нет у меня никакого… господина, — пробормотал я,
— Что ты хочешь сказать, подлец? — вновь удивился ушастый. — Чернь, которая никому не служит?
Неуловимое плавное движение — и эльф стоит в одном шаге. Я не успел даже вздрогнуть, а он уже обо всем догадался. Глаза расширились, он отшатнулся, как от прокаженного. На миг я растерялся — никогда не видел такого лица. Такой гримасы, такой страшной брезгливости.
— Поганая кровь! Да ты гнилокровый!
Он выхватил короткий узкий меч, замахнулся. Я рефлекторно пригнулся вправо, упал, перекатился по земле. Вскочил и побежал. Резкий рывок назад — и я грохнулся на спину. Дыхание оборвалось.
Хрипя и корчась, схватился за шею. Ее захлестнуло петлей и стягивало все туже.
«Второй набросил аркан…» — почти безразлично подумал я. Тело билось в грязи, сознание гасло.
— Я чересчур погорячился. Пока не нужно убивать эту мерзость, Элиамальдор, — расслышал я через шум крови в ушах, и петлю ослабили. Я сипло вздохнул и закашлялся — дико, спазматически.
Не убили. Им что-то нужно. Однако, кажется, ненадолго…
Скорее всего, будут спрашивать про кита-скорпиона. Как они вообще о нем узнали?
И даже не дернешься никуда — петля-то на шее!
— Так откуда здесь гимори? — уже спокойно, как будто ничего и не было, переспросил эльф. — Я чувствую в тебе темную силу, гадостное отродье, но ты не заклинатель. Что это за гимори? Почему он здесь?
— Нет тут никакого гимори, — прохрипел я, на всякий случай оттягивая веревку. — Не знаю.
— Ты лжешь, грязный выродок, отравивший кровь звезд, — спокойно ответил ушастый мерзавец. — Далеко на подъездах к городку маложивущих нам стало очевидно, что здешние земли осквернены пребыванием твари, противной живому. Лес поведал нам. Где она? Откуда она?
Черт возьми, я ведь четко разбираю все, что он говорит! Даже имя сволочи с арканом! Да я бы и в прежней жизни не воспринял эту тарабарщину!
— Посмотри мне в глаза, гнилокровый, — продолжил эльф.
Я мельком глянул на него и утонул в горящих омутах. Захотелось сразу рассказать все, что узнал о членистоногой твари, — неодолимо и искренне, будто лучшему другу. И я начал рассказывать. О китовой туше на паучьем ходу, о человеческой руке и множестве глаз, о том, какая она умная…
«Да это ж какой-то гипноз», — прояснилось вдруг в голове. Меня словно ледяной водой окатили. Нет уж, больше ничего не выдам! И так сказал слишком много…
Я замолчал, исподлобья глядя на длинноухого гада. Тот нахмурился, чуть прищурил глаза. Возникло ощущение, что в мозгу легонько засвербило. Я тряхнул волосами, перевел взгляд.
Как же болит шея. Неслабо придушили, борозда останется… Ковбой хренов.
— Занятно… — протянул эльф. В бархатном тоне проскользнуло замешательство. — Все равно расскажешь. Элиамальдор, свяжи ублюдка, пожалуйста. Придется везти с собой поганую кровь.
— Мы не вернемся в поселение грязерожденных? — равнодушно поинтересовался второй. Голос у него был моложе и звонче.