Триста миллионов лет спустя
Шрифт:
Мы переносимся в квартиру Бахарева. Профессор лежит в кровати, в его руках микрофон. Усталые, больные глаза. Крутятся бобины, протягивая ленту. Бахарев думает мгновение и, напрягаясь, говорит в микрофон:
– Это была кульминация, высшая точка спора, который начался пятнадцать лет назад. Это было… мое поражение.
Мы снова там, где обсуждаются проекты экспедиции на Венеру. Движение в группе конструкторов. Поднимается молодой инженер Градов.
– Алексей Павлович, - говорит он, обращаясь непосредственно к Бахареву, - мне лично… интереснее верить, что жизнь на Венере есть. Мне
– Мы не имеем права думать, что условия Венеры похожи на земные, - «директивным» голосом отвечает Забродин.
– Венера - это не Земля, не Марс, а Венера. Свои условия. Свой путь развития. Свой мир, который нам не известен и ни на что нам известное не похож.
Градов поворачивается к Бахареву, и тот говорит:
– На Венере сейчас приблизительно такие же условия, какие были на Земле триста миллионов лет назад!
– Мы точно знаем, что было на Земле триста миллионов лет назад?
– терпеливо спрашивает Градов.
– На этот счет имеются только предположение, гипотезы!
– улыбается академик Забродин.
– Простите, Алексей Павлович, но… вслепую проектировать ракету для посадки на Венеру невозможно!
– заключает Градов дискуссию.
Слышен тихий голос Бахарева, говорящего в микрофон:
– И Градов был прав. Доказать мою правоту мог только полет на Венеру. А на Венеру нельзя было лететь потому, что ракету невозможно проектировать вслепую. Я понимал, что гипотезы одного, хоть и важного, старика не могут соперничать с убеждением большинства и отсутствием точных данных о Венере. Разумеется, мы не могли и подозревать, что в это самое время под землей происходит такое, что спутало наши споры, выводы, гипотезы!
Киноаппарат переносит нас в шахту. Молодежная бригада во главе с Мажидом Сармулатовым в хорошем темпе ведет смену.
…Бывают удачные дни: машина ровно и мощно рокочет мотором. Глыбы жирного угля согласно и охотно рушатся на ленту транспортера. И хочется, чтобы эта слаженность и деловитая легкость продолжалась бесконечно… Глаза недавних ремесленников - русских и казахских пареньков - полны азарта и ликования.
Неожиданно в угольной толще скрежещут зубья и лопается цепь режущего механизма. От звука, резанувшего по сердцу, у Мажида чуть слезы не полились из глаз. Он выключает мотор и кричит:
– Лешка, подрывника!
– Зачем? Давай сращивай цепь и еще попробуем!
– советует долговязый белобровый Лешка.
– Подрывника!
– блестят черные глаза Мажида.
Гремит взрыв.
Бригада во главе с Мажидом пробирается в забой. Мажид первым наводит свою лампу на развороченный взрывом угольный пласт. Он светит в его недра и видит то, из-за чего запоминает этот день на всю жизнь.
Из неровной черной стены торчит… металлическое полушарие. Мажид пробует ковырнуть ломиком около этого
– Каких только штучек в угле не находишь?!
– бормочет над Мажидовым ухом Лешка.
– То целые бревна окаменелые, то листики…
– Листики!
– сиплым от изумления голосом шепчет Мажид.
– Листики вырастают, а эту штуку… сделали!
Мажид светит вокруг и находит еще одну глыбу с «гнездом» в середине. Он соединяет их, и полушарие оказывается в недрах одной большой угольной глыбы.
– Давай кончай работу!
– вдруг приказывает Мажид и, кивнув Лешке, выбегает из забоя. Он прижимает находку к груди.
Клеть подъемника с рабочими взлетает на-гора.
– Бомба, Мажид?
– спрашивает Лешка, опасливо поглядывая на полушарие.
– Откуда может оказаться в угле бомба?!
– отвечает Мажид.
Перемазанные угольной пылью Мажид и Лешка катят железную тачку по двору шахтоуправления.
В тачке громыхают рва угольных куска и… цельный металлический шар величиною с арбуз.
Они прямо с тачкой въезжают в здание шахтоуправления. Вокруг них толпа. Все кричат, размахивают руками, хватают рабочих за плечи. Лешка суетливо отмахивается свободной рукой. И только Мажид невозмутим. Он упорно пробивается вперед, к двери с табличкой «Главный инженер».
– Они с ума сошли! Прямо с тачкой въехали!
– сообщает всем вновь подбегающим секретарша «главного».
По коридору бежит дежурный врач в белом накрахмаленном халате.
На шум открывается обитая коричневой кожей дверь и выходит «главный». Он машет рукой и грозно глядит на тачку. Взглянув, говорит последние разумные слова, которые слышали oт него в этот день. Он говорит:
– Откуда это у вас, Сармулатов?!
– В угле нашли. В пласту, - отвечает Мажид, - давай организуй комиссию, Иван Иваныч.
«Главный» берет шар, прижимает к белой шелковой груди и идет в кабинет. Мажид с Лешкой беспрепятственно катят за ним тачку по красной плюшевой дорожке.
Дверь, обитая коричневой кожей, захлопывается перед носом секретарши.
Тишина и недоумение в приемной. Когда через минуту секретарша заглядывает в кабинет, мы видим: Иван Иваныч - черный, потный и сопящий над угольной глыбой - машет досадливо рукой:
– Нету, нету меня! Дома… или там… в тресте!
Секретарша понимающе кивает головой и осторожно прикрывает дверь.
– Совещается с бригадиром молодежной бригады, товарищем Сармулатовым, - поясняет она собравшимся…
Вечером того же памятного дня… Планетная обсерватория.
Градов почти бегом проходит мимо грандиозной антенны радиотелескопа и стройной башни главного инструмента обсерватории… В саду, где причудливо смешались представители скудной растительности Крайнего Севера, высокогорных областей Памира и безводных пустынь Средней Азии, Градов встречается с врачом профессора Бахарева. Старая женщина воинственно настроена.