Тритон ловит свой хвост
Шрифт:
— А что, скажешь, счастливы они? — продолжил Антон. — Думаешь, если на столе виски за штуку баксов, то уже счастье?
— Всё лучше, чем квасить денатурат, — ответил Илья Витальевич. — И мягкая кровать лучше, чем гнилой матрац в теплоцентрали. И, знаешь, хорошая горячая еда, чёрт с ними, с разносолами, простая еда из свежих продуктов! — она лучше, чем объедки из контейнера!
— Ты даже не представляешь, какие там попадаются вещи, — оскалился Антон.
— Ел?
— Нет, но мне рассказывали. Срок годности истёк — и элитные колбасы отправляются в отходы.
— Я
— И я бы не стал… наверное, — согласился Антон. — Но разве это счастье? Это просто комфорт.
— Хорошо, это просто комфорт, — сказал Илья Витальевич. — Наверное, здесь ты прав. Но что тогда счастье? Если не комфорт везде, если не хороший дом, не еда любая, какую хочешь, ни виски за, как ты говоришь, штуку баксов, то что?
— Когда тебя любят? — предположил после паузы Антон. — Когда ты любишь?
— Любовь… — задумчиво проговорил Илья Витальевич. — Любовь может быть мучительна. Нет, это не счастье, это просто любовь.
— Просто комфорт, просто любовь, такие всё простые вещи? — произнёс серьёзно Антон.
— Да, — кивнул Илья Витальевич. — А ты думал, что такое счастье?
— Счастье, — сказал Антон, доставая из сумки бутерброд и откусывая от него, — это, я думаю, когда ты знаешь, что всё правильно. Раньше было правильно, сейчас, и будет правильно потом. И так, с этим знанием, живёшь. Будешь? — он достал ещё один бутерброд и протянул его Илье Витальевичу. — Вкусный, с колбасой.
— Нет, — помотал головой Илья Витальевич. Отвернулся и замолчал.
Как и обещал Виктор, скоро свернули на прямой, как по линеечке проведённый проспект Первопроходцев. Теперь солнце светило в левую скулу. Илья Витальевич откинулся в кресле и надвинул бейсболку на глаза.
Город кончился, потянулись промышленные пригороды. Элеватор, железобетонный комбинат, рядом цементный завод, потом автохозяйство и многочисленные гаражи. Следом пошли ближние деревни: Есино, Елино, Елистратово. После Ермаково жильё уже не попадалось. Шоссе обступил вековой еловый лес, а впереди, на горизонте встали невысокие горы. Те самые, где, по словам Антона, шестьдесят лет назад подорвали атомную бомбу.
Ведь он ничего не проверил! Не навёл справки! Почему он поверил Антону на слово? Илья Витальевич обернулся. Антон спокойно спал, раскрыв рот. Рыжая борода шевелилась от его дыхания. Никак он не походил на человека, который соврал, да и зачем ему врать? Насколько Илья Витальевич знал, его приятель хоть и был натурой увлекающейся, но никак не прожектёром или чудиком. Человек основательный, ко всему подходящий серьёзно. Тому — Илья Витальевич нашёл в зеркале машину Вадима — сам их поход свидетелем, то, как Антон подошёл к его организации. Формально готовил экспедицию Виктор, но большую часть работы провёл именно Антон. Развёл столь бурную деятельность, что Виктор, докладывая, только круглые глаза делал. Так что нет, не мог он соврать, а значит, бомба была, и пузырь есть.
И золото, возможно, будет.
Золото… В голову пришёл недавний разговор. Может быть, оно приносит счастье? Может ли он сам сказать,
Илья Витальевич порылся в памяти. Было, точно было. Когда область выиграл. Сидел в полнейшей прострации на полу в гостиничном номере, пил воду из-под крана. Один стакан, второй, третий. Плыл на волнах эйфории. Потом, вечером, когда водку пили за победу, было уже не так. Пьяно, весело, но не счастливо, просто хорошо.
Когда из армии увольнялся. Как вручил ему военный билет с печатью и надписью «уволен» подполковник Черногон, тоже счастлив был. Минуты две, потом заботы навалились: дорожные получить, обходной лист подписать. Тоже душа пела, но не от счастья, оттого, что сбросил ненавистное ярмо, то, чего так давно ждал и о чём мечтал. Но разве это счастье?
Когда первая жена ушла, он был несчастлив, но и доволен, потому что свобода. Облегчение — это ведь не счастье?
Когда Маринка, уступая его уговорам, сказала «да», тоже был счастлив. Недолго, до первой ссоры, да и потом не раз. Когда Артёмка родился, например. Но это моменты, редкие, а так — обычные будни, рутина. Разве это счастье?
— Витя, — повернулся он к водителю. — Ты знаешь, что такое счастье?
— Нет, — ответил Виктор.
— Но, как же так… — удивился Илья Витальевич. — Ты не мог не думать об этом, это делает каждый. Ты был когда-то счастлив?
Виктор бросил машину влево, обходя выбоину в асфальте, покрутил головой, словно воротник ему жал, и произнёс:
— Конечно. Помню, в Чечне осколок мимо прошёл. Нас накрыли на дороге из миномётов, я сознание потерял. Очнулся — вижу, осколок торчит из стенки БТР. Сантиметров на десять с моей головой разминулся. Вот в этот миг я был счастлив. Ох, и напился я потом на радостях! Чуть не умер. И потом, когда война окончилась, а я жив остался, тоже. Но это так недолго!.. Может быть, счастье — просто жить? Жить, когда вокруг смерть?
— Может быть, — задумчиво сказал Жогин.
Он отвернулся и скоро тоже задремал. Разбудили его голоса. Илья Витальевич открыл глаза.
— Скоро развилка, — говорил с заднего сиденья Антон. — Нам налево.
— Странно. — Виктор сомневался. — Здесь нет никаких второстепенных дорог.
— А это не дорога! — хохотнул Антон. — Это, как у нас принято, направление.
— Нда-а? — недовольно протянул Виктор. — Подвеску бы не убить. Там проехать-то можно?
— Можно, наверное, — сказал Антон. — Мы, в нашей последней экспедиции, проезжали. У нас, правда, армейский вездеход был.
— И где-то вы его достали?.. — спросил в пространство Илья Витальевич.
— Мы, дружище, не абы кто, — хмыкнул Антон. — Вот уж нашли, где достать. Вон там! — Он хлопнул Виктора по плечу. — Видишь, ель с обгоревшей верхушкой? Там и сворачивай, увидишь где.
Антон ошибся. Это была именно дорога. Дорога, предназначенная для мощной техники с высоким клиренсом, которой безразличны ямы и густая грязь.
Антон оказался прав. Дорогой эту мешанину из луж и ухабов назвать было трудно. Именно направление, по которому им предстояло двигаться.