Триумф графа Соколова
Шрифт:
— Ну?
— Алябьев, расскажи господину полковнику!
Алябьев вскочил, одернул мундир и затараторил:
— Странная история, господин полковник! У Павловой проживает Семен Кашица. Он уборщик Алексеевского кладбища. Но у него… одна нога. Это не тот, которого я видел…
Чем-то подавленный, но внимательно слушавший собеседников, Сахаров с оторопью смотрел на поручика:
— Что значит — одна нога?
— Другую потерял в Порт-Артуре. Моряк с линейного крейсера…
Соколов внимательно посмотрел в лицо поручика, тихо произнес:
—
— Так точно!
— Ты предупредил его об ответственности за ложные показания?
— Так точно!
— И что тебе, раб Божий, этот одноногий рассказал?
— А вот извольте, господин полковник, в протокол допроса взглянуть.
Соколов взял страницу допроса, исписанного корявым, явно не привыкшим к писанию почерком поручика. Стал вслух читать:
— Летом прошлого года в августе я был вызван в участок по причине задержания меня за игру в трынку в неустановленном на то месте Леснорядского рынка. По названной причине имел при себе паспорт и подвергнут в участке штрафованию на три рубли.
Возвращаясь домой, зашел на Леснорядский рынок купить ветчины сырой для горохового супа, что я и приобрел два фунта за сорок копеек. Когда вернулся домой, то на другой день обнаружил исчезновение паспорта, который у меня на упомянутом рынке утянуло жулье, которого нынче много развелось. По сделанному мною заявлению в участок мне был выдан новый паспорт за пошлину в один рубль наличными. С моих слов записано верно…
Сыщик насмешливо посмотрел на Алябьева:
— Поручик, ты бросил церковно-приходскую школу еще в первом классе?
Алябьев гордо вскинул подбородок:
— Я выпускник Харьковской кавалерийской школы!
— То-то пишешь, словно конь копытом натоптал. Нет, ты не Александр Пушкин и даже не какой-нибудь Петр Боборыкин.
— Как говорит допрашиваемый, так и пишу.
— Что сам Кашица: кого он подозревает в хищении паспорта? А что соседи об одноногом говорят? Как смотритель кладбища о нем отзывается? Семейный ли он? Где и кем прежде служил? Какого мнения о нем дворник? С кем встречается и какие увлечения?
Алябьев вздохнул:
— Виноват, не смекнул…
Мартынов вступился за своего любимца:
— Господин полковник, поручик Алябьев все сделал правильно и добросовестно. Что вы еще хотите от него?
— Сколько, поручик, тебе надо времени, чтобы ты прояснил этот вопрос?
— Три дня! — не моргнув, отвечал Алябьев.
Соколов покачал головой, прошелся молча по кабинету, повернул голову к Сахарову:
— Если сам не сделаешь, обязательно дело погубят! Господи, какие матери этих бестолковых плодят?
Сахаров, желая повернуть беседу в другое русло, взглянул на карманные часы:
— Сейчас начало девятого вечера! Я всех приглашаю по старой памяти ужинать к Егорову!
Соколов твердо сказал:
— Нет, я должен сам допросить одноногого Кашицу, чтобы найти его фальшивого однофамильца. Но прежде поговорим тут.
Сахаров
— Обязательно сегодня приезжай, последний раз гуляем вместе…
Соколов оторопело взглянул на генерала:
— Что такое? Погребальное настроение — почему?
— Потом узнаешь…
Соколов приблизился вплотную к стоявшему возле окна и глядевшему на вечерний город Мартынову. Громким шепотом сказал:
— Тебя, подполковник, кулаком надо учить! Как твои люди работают: «Не смекнул! Три дня!» Держи около себя смекалистых и толковых. Наша работа потому и называется оперативной, что должны мы действовать быстро.
Сахаров засмеялся:
— Словно молния разить преступников!
— Именно так! А у нас прежде выспятся, на трех совещаниях посидят, покурят, в трактире водки под селянку выпьют, поговорят о любовницах, при этом три короба наврут, а уж потом потрусят страшное преступление распутывать. А нестись нужно каждый раз как на пожар! Той самой карающей молнией поражать злодеев. Меньше надо мечтать о себе, а прежде всего — о деле.
Сахаров, сам труженик отменный, обнял Соколова:
— Ах, мой милый друг, если бы все так думали! Аполлинарий Николаевич, действительно тебе следует самому активней участвовать в раскрытии этого преступления. — Перевел взгляд на Мартынова. — А ты, Александр Павлович, должен ввести графа в курс дела. Ведь он еще не владеет обстановкой.
— Обязательно, Евгений Вячеславович, сейчас и сделаю это… Мы норовим глубоко копать! Час-полтора, и вы войдете в курс событий…
Соколов рассмеялся:
— Нет, дорогой ты мой Александр Павлович, через час вы будете с Евгением Вячеславовичем пить водку под грузди и копченый угорь.
— В трактир Егорова мы без тебя не поедем, — решительно заявил Сахаров. — Будем дожидаться, пока ты его не допросишь и не позвонишь нам сюда.
— Прекрасно! — воскликнул Соколов. — Не будем терять золотого времени. Усаживайтесь, коллеги удобней, а ты, Алябьев, поезжай к Егорову, скажи, чтобы нам готовил пышный ужин.
Германское производство
— Хотя, по вашему мнению, я делом Александрова еще не занимался, — продолжил Соколов, — однако кое-что могу рассказать, приоткрыть занавес над этой тайной. И более того — поразить ваши мужественные сердца до параличного состояния.
— Однако! — Сахаров недоверчиво покрутил головой.
Мартынов заерзал в кресле, удобней усаживаясь. Он с сомнением покачал головой.
— Однако, граф, вы блефуете! Откуда у вас новости? Мы тут неделю бьемся, у нас — пшик, а вы знаете историю лишь по газетам — и уже «новости». И все же интересно, мы внимательно слушаем.
— Новости, бедные коллеги, и впрямь любопытные. Дело развивалось по такому сценарию. Прокурора встретили в подъезде злоумышленники. По некоторым сведениям, их было трое. Наложив ему на лицо эфирную маску, усыпили, быстро завернули в ковер и на санях отвезли в неизвестном направлении.