Триумф поражения
Шрифт:
Я возвращаюсь к Кострову. Никто, кроме Кирилла Ивановича, на мой взгляд, не может быть заинтересован в Холодильнике настолько, чтобы так жестко заставлять его жениться на Светлане и не жениться на… ком-то другом.
И самое сложное для понимания: неужели Холодильник готов нести такие потери, только чтобы быть… со мной? Пока запрещаю себе об этом думать.
Рабочий день понедельника начинается с плохого настроения, головной боли, вызванной коротким и некачественным сном, и планом допросить Генку.
Надеваю черную юбку-карандаш, белую блузку-рубашку, приталенный жилет и галстук-бабочку. Собственное отражение в зеркале напоминает мне работника казино.
— Делайте ставки, господа! — дурачусь я. — Всё! Ставок больше нет!
— Ты будешь меня прикрывать! — ставлю я боевую задачу Димке.
— Прикрывать? — лениво переспрашивает мой помощник, развалившийся в кресле и рассеянно просматривающий файлы, касающиеся нашего последнего проекта. — Хорошо, от кого и чего?
— От Холодильника, — шепотом говорю я. — Мне нужно уехать к Муравьевым и поговорить с Генкой и, если получится, с Сальмонеллой.
За секунду от расслабленности Димки не остается и следа:
— Ты чего? Траванулась за завтраком? — паникует мой помощник. — Молодого необстрелянного бойца в бой бросаешь без подготовки?!
— Что за патетика? — смеюсь я. — Во-первых, он может и не заметить моего отсутствия, во-вторых, я постараюсь вернуться очень быстро, в-третьих..
— В-третьих, когда ты вернешься, у тебя уже не будет помощника, дорогая! — верещит Димка. — Я тебя предупреждаю, что не перенесу физической боли. Когда его охранники начнут меня пытать, я сдам тебя еще до первого синяка!
— Ну, Димочка! Ну, солнышко! — обнимаю я профессионального труса за шею и целую в щеку. — Ну, пожалуйста!
— Не трогай меня, ведьма! — гнусавым голосом возмущается Димка и картинно отшатывается. — Сейчас меня еще и как твоего любовника загребут!
— Что за сленг, Димочка? — делаю я замечание. — Откуда у звездного мальчика такие словечки в словаре? Загребут, траванулась… Александра Юрьевича еще даже нет в агентстве. Римма Викторовна сказала, что он сегодня на переговорах до самого вечера.
Димка еще долго ворчит на меня, пока я секретничаю с Павлой Борисовной и Риммой Викторовной и вызываю такси. Я умышленно не звоню Генке предварительно, и теперь, услышав мой голос в домофоне, понимаю, как он удивлен.
Муравьевы живут втроем в двухкомнатной квартире: Яна Львовна, музыкальный редактор на известном радио, Иван Яковлевич, пенсионер-инвалид, бывший врач-стоматолог, и их сын Геннадий, молодой детский писатель.
— Нина? Какая… приятная неожиданность! — заикается Генка, пропуская меня в квартиру. — В последний
— Больше, Геночка, лет восемь. Мы с тобой школу тогда заканчивали, — улыбаюсь я. — Ты один?
— Один! — пугается Гена. — Мама с папой в поликлинике. Скоро вернутся.
— Чем занимаешься, Гена? — приторно ласково спрашиваю я. Мне надо максимально много вопросов задать моему незадачливому жениху, пока не вернулась домой Сальмонелла.
— Пишу! — вскидывает голову Генка. — Пишу день и ночь! Скоро выйдет моя новая книга!
— Прекрасно! Жду подарочный экземпляр! — не дожидаясь приглашения, прохожу в квартиру.
— Конечно! Первый всегда маме, второй всегда тебе, — напоминает мне Генка.
— Мне нравится, как ты пишешь, — абсолютно честно говорю я приятелю, без приглашения садясь на диван.
— Спасибо! — радостно восклицает Генка. — Приятно это слышать именно от тебя!
— Чаем напоишь? — наглею я, вскакивая и отправляясь на кухню.
— Конечно-конечно! — частит Генка, семеня за мной. — У нас и пирожки есть! С печенью.
— Ужасно! — думаю я, но вслух говорю. — Прекрасно! Именно с печенью и хотелось!
Генка ставит чайник на плиту. Сальмонелла не признает электрические чайники. Почему-то вспоминаю об этом с уважением. Вспоминается шутка Жванецкого: "И самовар у нас электрический, и мы довольно неискренние!"
— Что за шутка про нашу с тобой помолвку? — нападаю я без предупреждения, усыпив бдительность Генки.
Генкина рука дрожит, и он проливает немного кипятка на скатерть.
— Почему шутка? — спрашивает Генка, пряча глаза.
— Ге-на! — по слогам твердо говорю я. — Посмотри на меня!
Генка встречается со мной взглядом, в котором я отчетливо вижу тревогу и досаду.
— Если жених ты, а невеста я, то почему невеста не в курсе, что выходит за тебя замуж? — четко проговаривая каждое слово, снова наступаю я.
— Помолвка — это формальность! — нервничает Генка, дрожащими руками беря свою чашку. — Мы решили, что это поможет тебе определиться!
— Мы? Не я с тобой, а ты с мамой? Я правильно понимаю? — злобно прищуриваю я глаза.
Генка стискивает чашку и защищается:
— Мы желаем тебе только добра! Мы прекрасная пара!
— Это вы с мамой прекрасная пара! — соглашаюсь я. — В этом у меня никаких сомнений нет вот уже лет пятнадцать!
— Я самый близкий тебе мужчина! — Генка ставит свою чашку на стол и хватает меня за руку, чуть не выбив из моих рук мою чашку.
— Самый близкий мне мужчина — это мой отец! — я веду нешуточную борьбу за свою руку.
— Так будет не всегда! — парирует Генка, пока выигрывая борьбу. — Каждому надо создать свою семью, родить своих детей.