Троцкий. Книга 2
Шрифт:
Троцкий в письме к сыну ограничился описанием первых вдохновляющих впечатлений и тут же перешел, как обычно, к поручениям: он закончил на пароходе книжку о московском процессе{14} объемом 200–250 страниц. Нужно найти издателей в разных странах. А самое главное, сообщил Троцкий, что в результате беседы со встретившими его американскими сторонниками Джорджем Новаком и Максом Шахтманом было решено организовать встречный контрпроцесс, на котором нужно разоблачить ложь, клевету и инсинуации московских процессов против него, Троцкого. Процесс желательно провести в Нью-Йорке или Париже. В крайнем случае, в Швейцарии. Далее, Троцкий дал сыну множество поручений: найти определенные документы, связаться с его сторонниками, проанализировать реакцию европейской прессы на процессы в Москве, высказать пожелание, что отразить в очередном "Бюллетене" и т. д. Троцкий был безжалостен к себе и сыну: он давал ему столько поручений, сколько был в состоянии выполнить лишь большой секретариат. Сам он
Последующие письма весьма похожи на первое, если не считать, что Троцкий весьма подробно пишет о малярии Натальи Ивановны, своем самочувствии, прекрасных овощах и фруктах в Мексике… Троцкому был свойственен, если так можно выразиться, "революционный эгоизм": самого себя и всех, кто зависел от него, он целиком подчинял политической борьбе, которую отчаянно вел со Сталиным и сталинизмом.
Едва оглядевшись, воздав должное гостеприимству Риверы, с которым около года у него были прекрасные отношения, Троцкий тут же засел за подготовку контрпроцесса. Он надеялся, что с помощью Риверы сможет поднять мировую общественность против сталинской тирании. По каждому пункту обвинений, выдвинутых против него на московских процессах, Троцкий скрупулезно готовил фактическое, документальное или логическое опровержение. Этим же были заняты и два его секретаря и техническая сотрудница, которую ему посчастливилось найти: она была дочь русского, помнила родной язык и прилично печатала на машинке. Эта женщина, как я могу судить по документам и рассказам, была связана с НКВД и играла роль информатора о происходящем в окружении Троцкого. По некоторым данным, она работала и на ФБР [165] . Небольшая "бригада", к которой присоединились и друзья Троцкого из американских троцкистских групп, работала с утра до вечера. Троцкий надеялся, что контрпроцесс будет грандиозным общественным форумом, который заклеймит Сталина и его камарилью за террор, ложь и предательство революционных идеалов. Увы, как мы увидим позже, этому не суждено будет свершиться в полной мере.
165
165. The Gelfand Case Labor Publications. London, 1985. Vol I, II
Так уж случилось, что, прибыв в Мексику, Троцкий встретил антиподов в лице двух выдающихся художников. Один — Диего Ривера, бывший в числе основателей Мексиканской компартии, но отошедший затем от нее, — на первых порах поразил изгнанника своим радушием, вниманием, заботой, охраной. Другой, еще более знаменитый, Давид Альфаро Сикейрос, решительно выступал за высылку Троцкого из страны. два больших художника-мыслителя оказались по разные стороны баррикады. Троцкий уже привык к политическим кампаниям против собственной персоны и слабо реагировал на заявления руководителя профсоюзов мексиканских рабочих Висенте Ломбарде Толедано, требовавшего "отправить врага социалистической революции из страны на все четыре стороны".
Троцкий чувствовал осторожную, ненавязчивую опеку мексиканского президента, выразившуюся, в частности, в полицейской охране места проживания изгнанника. Он не раз передавал слова благодарности Карденасу, но за три с половиной года своего пребывания в Мексике ни разу лично с президентом не встречался. Он понимал, что своим визитом поставит главу государства в непростое положение.
Едва Троцкий вступил на мексиканский берег, как сюда потянулись агенты секретной службы из Москвы. И здесь я хочу познакомить читателя с человеком, свидетельства которого имеют исключительное значение. Речь идет о Павле Анатольевиче Судоплатове{15}, профессиональном советском разведчике с огромным опытом и трагической судьбой. Его трагедия заключается не только в том, что ему пришлось отсидеть 15 лет в советской тюрьме после устранения Берии, но и в том, что, выполняя задания руководящих органов страны, Судогшатов, как и его товарищи, искренне верил, что исполняет высшую пролетарскую волю, добывая нужную информацию, а также способствуя устранению злейших политических врагов Советского государства. Этот человек, разведчик-нелегал, который многое повидал на своем веку и очень многое знает, рассказал мне не только о подробностях охоты на Троцкого по личному заданию Сталина, но и об обстановке, которая тогда царила в НКВД.
Так вот, Секретно-политический отдел ГУГБ НКВД, который с начала 1937 года начал укрепляться новыми кадрами для работы за рубежом [166] , как и Иностранный отдел, активно среагировал на перемещение Троцкого за океан [167] . Как рассказывал П.А.Судоплатов, к свидетельствам которого мы еще вернемся, в Мексику были направлены опытные разведчики-нелегалы для наблюдения за изгнанником и реализации плана его физического устранения.
Как я уже говорил, вся деятельность Троцкого в первые месяцы пребывания в Мексике была посвящена так называемому контрпроцессу. Многими часами он, согнувшись за столом, анализировал материалы советской печати, поступавшей в Мексику с большим опозданием, делал пометки, искал контраргументы, готовил тезисы. "С карандашом в руках, — писал об этом времени жизни Троцкого
166
166 ЦПА, ф 17, on. 2, д. 577, л 35–41.
167
167 Архив ИНО ОГПУ — НКВД, ф 31 660, д. 9067, т 1, л. 16.
168
168 Serge V Vie et le mort de Leon Trotsky
Огромную помощь отцу в подготовке процесса оказал Седов. Он отправил в Мексику огромное количество материалов, документов, свидетельств, позволяющих отцу опровергнуть московские обвинения [169] . Некоторые документы требовали огромной предварительной работы. Например, чтобы доказать, что Троцкий в 1932 году посетил Копенгаген исключительно для чтения лекций, его сторонники опросили 40 человек и отправили показания в Мексику. Амстердамский архив весьма красноречиво говорит об усилиях Седова в стремлении помочь отцу отвернуть московские обвинения в "шпионаже", "терроре", подготовке "государственного переворота" и т. д. [170] .
169
169 Архив ИНО ОГПУ — НКВД, ф 17 548, д 0292, т. 2, л 131
170
170 Int Instituut Soc Geschiedenis Amsterdam № 137,330/50.
По инициативе ряда общественных организаций была создана Международная комиссия по расследованию московских процессов и обоснованности обвинений, выдвинутых на них против Троцкого. В состав Комиссии вошли: Джон Дьюи — крупный американский философ и педагог (председатель), Сюзан Лафолет — писательница, Веньямин Столберг — публицист левой ориентации, Отто Рюм — германский марксист, Карло Треска — теоретик анархистского движения, Эдвард Росс — крупный американский социолог, Эдвард Израэль — раввин и другие лица. Представители совпосольства и компартии ответили на приглашение в Комиссию красноречивым молчанием.
Первое заседание Комиссии проходило с 10 по 17 апреля 1937 года в Синем доме Диего Риверы, в зале, вмещающем около 50 человек. (Второе состоялось в сентябре того же года.) Провести процесс в Нью-Йорке, Париже или другом месте оказалось сложно как по причине финансовых затруднений, так и с точки зрения безопасности. Троцкий догадывался, что в Мексике уже находится "бригада" НКВД.
Открывая первое заседание, профессор Дьюи заявил: "Если Лев Троцкий виновен во вменяемых ему действиях, никакая кара не может иметь веса в глазах Комиссии. Но тот факт, что он был осужден без предоставления ему возможности быть выслушанным, имеет величайший вес перед лицом совести всего мира" [171] .
171
171 Бюллетень оппозиции 1937 Июль — август № 56–57 С 17
Находясь под перекрестным допросом, Троцкий отверг абсолютно все обвинения политического, уголовного, идеологического характера, предъявив присутствующим документальные, фактические доказательства своей невиновности. Например, он решительно опроверг показания Гольцмана, что тот якобы посетил его в Копенгагене в ноябре 1932 года; показал лживость утверждений о его свидании с Владимиром Роммом в Булонском лесу в конце июля 1933 года; доказал, что Пятаков не мог летать в Норвегию в декабре 1935 года и т. д. Предоставленные Троцким документальные данные о том, что он проживал в это время в другом месте, а также квитанции, поездные билеты, нотариально заверенные свидетельства начисто отвергли все лжедоказатедьства московских процессов. Как докладывал "Мак" в Москву, со слов Седова, тот "встретил Пятакова в Берлине 1 мая 1931 года на Унтер-ден-Линден. Пятаков его узнал, ио отвернулся в сторону, не желая говорить с ним. Пятаков тогда шел с каким-то человеком, кажется Шестовым" [172] .
172
172 Архив ИНО ОГПУ, ф 31 660, д 9067, т. 1, л 79.
Особое впечатление на всех произвело заявление Троцкого следующего содержания: "Если Комиссия решит, что я хоть в малейшей степени виновен в преступлениях, которые Сталин приписывает мне, я заранее обязуюсь добровольно сдаться в руки палачей ГПУ…" Троцкий просил опубликовать сказанное им во всех газетах. Это было мужественное заявление, ибо в состав Комиссии входили не только его стопроцентные сторонники. Но все же сомнений в том, какое решение примет Комиссия у Троцкого не было. Он заявил, что если обвинения Сталина не подтвердятся, то это "будет вечным проклятием в адрес кремлевских руководителей".