Троцкий. Книга 2
Шрифт:
Многочасовая речь Троцкого на заключительном заседании была страстной. Он отверг все обвинения в свой адрес и закончил выступление словами, преисполненными веры в конечное торжество идеалов Октябрьской революции и, естественно, "мирового коммунизма".
Все были потрясены красноречием Троцкого и тщательностью аргументации против шитых белыми нитками "доказательств" Вышинского. 12 декабря 1937 года на митинге в Нью-Йорке Джон Дьюи огласил вердикт Комиссии, гласивший, что московские процессы являются подлогами, а Троцкий и Седов невиновны [173] . Полный текст заключения Комиссии содержал 617 страниц. Троцкий очень надеялся, что издательства заинтересуются таким богатым материалом, разоблачающим Сталина и сталинизм. Он почти был уверен, что контрпроцесс и его речь — готовая книга…. Увы, этого не случилось. Многие крупнейшие газеты Европы и Америки ни словом не обмолвились о контрпроцессе,
173
173 Бюллетень оппозиции 1938 Февраль. № 62–63 С 2.
Изгнанник рассчитывал, что эхо контрпроцесса будет услышано во всем мире, однако для того времени значение его оказалось локальным. Даже такой выдающийся деятель мировой культуры, как Бернард Шоу, отнесся к контрпроцессу с большой долей скептицизма. Почти 300 дней работы Комиссии дали Троцкому лишь основание для успокоения своей возмущенной совести. Повлиять на Москву, да и на остальной мир, контрпроцесс был не в состоянии.
После этой многомесячной оправдательно-разоблачительной эпопеи Троцкий почувствовал не только опустошенность, но и глубокое одиночество. Кроме небольшой группы его сторонников, отдельных деятелей культуры и интеллектуалов, мир проявил равнодушие, более того — безразличие к судьбе изгнанника. Не Сталин, а это безразличие надломило Троцкого. Так много сил было отдано утверждению правды, но она пока что ни на дюйм не потеснила зло. И хотя Троцкий, написав свой комментарий к вердикту Комиссии, привел слова Эмиля Золя: "Правда шествует, ничто ее не остановит", он понял, что даже самые великие истины, несмотря на их бесспорность, часто занимают свое место в нашем сознании лишь в конечном счете. Для постижения многих истин нужно время. Тем более что весь мир давно начал понемногу понимать, возможно, даже раньше Троцкого, что ничего хорошего от новой революции не дождешься.
В своих "Размышлениях о русской революции" Николай Бердяев писал, что "русская революция есть великое несчастье. Всякая революция — несчастье. Счастливых революций никогда не бывало… Всякая революция бывает неудачной". Бердяев вспоминает Достоевского, понимавшего, что "русская революционная интеллигенция… не политикой занята, а спасением человечества без Бога" [174] . Троцкий тоже хотел "спасать человечество без Бога", но люди планеты не приняли такого намерения. "В большевиках есть что-то запредельное, потустороннее, — продолжал русский мыслитель. — …За каждым большевиком стоит коллективная намагниченная среда и она повергает русский народ в магнетический сон, заключает русский народ в магический круг. Нужно расколдовать Россию. Вот главная задача" [175] .
174
174 Бердяев Н Новое средневековье// Обелиск. Берлин, 1924 С 59, 84
175
175 Там же С 89
Троцкий навсегда остался в "магическом круге" революции. Вот почему мир оказался равнодушным к контрпроцессу. Человечество проявляло и проявляет неослабевающий интерес к трагической личности революционера, а не к его революционным химерам, ради которых он был готов перевернуть всю планету.
В Кремле тщательно следили за действиями Троцкого в Мексике. Посольство СССР в Вашингтоне и Мехико, органы советской разведки регулярно сообщали в Москву о заявлениях Троцкого, об откликах печати на его пребывание за океаном. Однако донесения дипломатов и разведчиков шли не только на самый "верх" — Сталину, Молотову, Ежову, но и в органы пропаганды для соответствующей реакции советских идеологических центров. Вот, например, куда была расписана шифро-телеграмма с большой статьей Джозефа Фримэна, опубликованной в ряде американских и мексиканских газет в апреле 1937 года: "В ЦК ВКП(б) тов. Стецкому; отдел искусств — тов. Ангарову; "Правда" — тов. Кольцову; Союз писателей — тов. Ставскому; Отдел печати ЦК — тов. Юдину". Статья называлась "Троцкий в Койоакане".
Материал явно тенденциозен. Например, в нем говорилось: "Прибыв в Койоакан, Троцкий принял группу буржуазных журналистов; они задали ему вопрос о его разногласиях со Сталиным и о его отношениях с гестапо. Троцкий обрушился с неистовой руганью на Советский Союз и Сталина, но не сказал ничего о Гитлере и Муссолини…" В статье подробно описывается, что "днем и ночью Троцкого охраняют полицейские караулы. Никто не пытался даже нанести ему какой-то ущерб, хотя Троцкий не перестает в своих заявлениях ссылаться на якобы угрожающую его персоне опасность… Заявления Троцкого носили характер яростных атак на его страну и на то
176
176. ЦГАОР, ф 5143, оп 4, д 14, л 15—27
Что делает Троцкий в Мексике? Каковы его намерения? Что пишут о нем? Советские дипломаты и разведчики за океаном читали десятки газет и журналов, скрипели перьями, делая обобщения, выводы, прогнозы. Передо мной — целый том донесений из США, которые поступили члену Политбюро наркому обороны К.Е.Ворошилову только за три первых месяца 1937 года. Похоже, высшее политическое руководство СССР, организуя в Москве судебные спектакли над старыми большевиками, одновременно проверяло реакцию на них американской общественности и Троцкого. В деле — выдержки о пребывании Троцкого в Мексике из множества журналов и газет: из "Нью-Йорк тайме", "Нью-Йорк геральд трибюн", "Нэйшн", "Чикаго трибюн", "Коммершиэл", "Вашингтон стар", "Сошиэлист холл", "Вашингтон пост", "Нью рипаблик", "Денвер пост", "Балтимор сан" и других.
При всем желании дипломатам и разведчикам было чрезвычайно трудно найти одобрительные отзывы американской прессы о московских процессах, поэтому они вынуждены были информировать Москву и о критической реакции. Разведчики сообщают, что "в связи с переездом (а не высылкой. — Д.В.) Троцкого в Мексику усилилась и издательская деятельность троцкистов в США. В последнее время появились сообщения о выходе в свет и подготовке к выходу ряда троцкистских книг. Так, выпущена книга Шахтмана "За кулисами московского процесса"; скоро выйдет книжка Троцкого "Революция предана" (так в тексте. — Д.В), а также — "Преступления Сталина" [177] .
177
177. ЦГАСА, ф 33 987, оп 3, д 987, л. 170
Эти донесения, попадая на стол к Сталину, "подогревали" в нем неутихающую ненависть к Троцкому, который даже в самой сложной ситуации находил возможность задеть советского лидера наиболее чувствительно, бросить тень на его политику, а главное — изобразить его в самом неприглядном свете. Сталин еще и еще раз убеждался, что и Иностранный отдел НКВД, и Секретно-политический отдел того же ведомства "работали" значительно хуже, чем того требовало время. Ежов явно не справлялся с международной частью своей "миссии".
Авторы информации, в угоду адресату, нередко передергивали факты, фабриковали фальшивки о Троцком. Так, в 1938 году в одном из январских сообщений из посольства СССР в Вашингтоне говорилось, что Троцкий в своих выступлениях утверждает, что "внутри партии Сталин поставил себя выше всякой критики и выше государства. Его иначе нельзя сместить как путем убийства…" [178] Ничего подобного Троцкий "об убийстве Сталина" не говорил, однако на предстоящем в феврале — марте 1938 года процессе над "правотроцкистским блоком" это "свидетельство" будет фигурировать как особо отягчающее обстоятельство.
178
178. ЦГАСА, ф 33 987, оп 3, д 989, л 260
По указанию Сталина советские дипломаты в Вашингтоне, и прежде всего посол Трояновский и советник полпредства Уманский, публиковали статьи, давали интервью американской прессе с целью изменить негативное отношение американской общественности к происходящему в Москве. О характере этих выступлений могут свидетельствовать, например, следующие фрагменты из статьи Трояновского о московских процессах: "После проявленной к этим людям (подсудимым. — Д.В.) снисходительности, после того как советские вожди, и в особенности Сталин, проявили готовность помочь этим людям и спасти их от падения в пропасть контрреволюции, ни один информированный человек не может поверить, что эти люди обвинены без предварительного и тщательного расследования… Я лично был свидетелем той мягкости, которую сам Сталин во многих случаях проявлял по отношению к Пятакову, Сокольникову, Радеку и др. Всякие указания на личную месть и на расправу из низменных побуждений недостойны ответа… Почти все обвиняемые пользовались сердечным отношением (курсив мой. — Д.В.) и доверием со стороны Сталина, даже после того, как Сталин знал, что они раньше были рьяными троцкистами" [179] .
179
179. Там же Л 253, 304