Трое из океана
Шрифт:
Павлищев перестал понимать что-либо и заплакал. Марианна! Его Марианна — агент. Чудовищно! «МБР-18»… Да, именно эту ракету испытывали месяц тому назад. Боже мой, разгласить такие сведения!..
— Пишите! — угрожающе повторил лейтенант. — Вот вам авторучка.
Всхлипывая, Павлищев придвинул к себе бумагу. Воля его была полностью парализована.
— Что я должен написать? — запинаясь, слабо проговорил Павлищев.
— Пишите полностью свою фамилию, имя, отчество, год рождения. Написали? Должность, место работы, характер выполняемых обязанностей. Какое задание выполняете
— Зачем же…
— А как мы иначе определим важность разглашенных вами сведений, как отделим наиболее существенное в своих розысках, сопоставим показания свидетелей? Пишите!
Через сорок минут показания Павлищева на нескольких листах бумаги были готовы.
— Подпишите. Так. Дайте сюда.
Лейтенант внимательно перечитал запись, аккуратно сложил ее вчетверо и вместе с пропуском бережно вложил в карман кителя. Зловещая улыбка растянула тонкие губы лейтенанта.
— А теперь позвольте представиться, Викентий Осипович: я — шпион, диверсант, агент иностранной разведки и как там еще именуются люди моей профессии. Вы снабдили нас, помимо пропуска, еще и собственноручно написанными ценнейшими сведениями о последних сверхсекретных работах института и Сосногорского ракетодрома. Прошу принять мою благодарность!
Мнимый лейтенант шаркнул ногой, насмешливо поклонился. Несчастный конструктор смотрел на него неподвижными, расширенными от ужаса глазами.
— Вы… вы шутите…
Вместо ответа шпион сорвал с плеч погоны и швырнул их в угол.
Это было уже слишком. Павлищев потерял сознание.
В подкидного дурака
Не сбылись первоначальные расчеты Дрю завербовать в помощь себе жену. Рухнула надежда, получив пропуск, самому легально проникнуть в зону института. Оставался «вариант № 3».
Встретив около клуба Владимира Прозорова, Дрю еще издали широко заулыбался:
— Здорово, Володя! Ты что к нам не заходишь?
Прозоров вспыхнул от радостного смущения, ковыряя носком валенка снег, пробурчал что-то вроде: «неудобно беспокоить… не знаю, как Лида… я думал… вообще-то я с удовольствием…»
— Вот и расчудесно! — дружелюбно лопнул по спине молодого парня Майкл Дрю, весь лучась симпатией к нему. — Ты танцевать-то не научился? Хочешь, мы с Лидой тебя научим? Договорились. Сегодня же, как сменишься, так, друже, и приходи. Будешь?
— Буду.
Противоречивые чувства боролись в душе Прозорова. Его тянуло увидеть Лиду, поговорить с любимой. Несмотря на замужество девушки, Владимир не мог изгнать ее из своего сердца. И в то же время неприятно было сидеть в доме этого малознакомого человека.
Пересилило первое чувство. Тщательно выгладив брюки, Прозоров надел лучшие туфли, надушился «Кристаллом», который
Хозяин дома с такой сердечностью угощал гостя отличной «хванчкарой», Лида так явно радовалась его приходу, что Владимиру вдруг стало весело, как давно уже не бывало.
После пельменей начали учиться танцевать под радиолу. Дрю терпеливо объяснял ученику па вальса и громко удивлялся его успехам:
— Нет, ты смотри, Лида, как у него здорово получается! Держи только корпус ровнее. Вот так. Раз, два, три… Раз, два, три… Поворачивайся, Володя, плавно, не сгибайся. А улыбка где? Выдай улыбочку на пятьсот ватт!
Лида хлопала в ладоши в такт движениям танцоров и смеялась. В простеньком ситцевом платье в горошек, в босоножках она выглядела такой по-домашнему близкой и милой, что у Владимира перехватило дыхание, когда Лида заявила:
— А теперь я покружусь с Володей.
На первом же круге Прозоров затоптался на месте, споткнулся и остановился, опустив руки.
— Ничего, ничего, — успокоительно сказал Дрю. — Для первого раза неплохо. Ко дню Советской Армии мы тебя выпустим в клубе на сцену.
С этого вечера Прозоров стал своим человеком у Горюновых. Иногда он решал посидеть дома, но, протомившись час-другой, снова шел на знакомый огонек. Хозяин шумно радовался его приходу. Лида держалась сдержанней, но видно было, что и она довольна появлением Володи.
Пока Лида готовила в кухне ужин, мужчины развлекались картами. Морщась от дымка папиросы, Дрю болтал о том о сем, затем незаметно сводил разговор к ракетодрому:
— Муторная все же у нас работа: через три вахты проезжаешь, чуть не в ноздри тебе заглядывают. Вообще-то правильно, конечно, каждый советский человек, как зеницу ока, должен оберегать государственную тайну. А все ж у вас, железнодорожников, лучше. Зацепят состав на станции и гонят его по зоне! У нас трефа козырь?
— Трефа. Почему же «гонят», Саша? — снисходительно возражал Прозоров. — На территории ракетодрома мы едем с малой скоростью, десять-пятнадцать километров. И проверок хватает.
— Тоже, значит, не мед? Ну-ка, я на твою даму туза выпущу. Ага, съел. Стой, а ты почему ходишь? Тебе отбиваться!
— И верно. Давай, ходи.
В несколько вечеров, чередуя болтовню о разных пустяках с осторожными наводящими вопросами, Дрю выяснил скорость движения состава по ракетодрому, расстояние до железнодорожного тупика и института. Так же нечаянно проговорился Прозоров и о важнейшем.
— Завтра в это же время придешь? — спросил, прощаясь, Дою.
— Нет. Завтра мы состав в зону проводим.
— Ну, после приходи. Пивка выпьем. Жигулевского добыл.
— Не успею, — покачал головой Прозоров. — Проверка на площадке. Да в зоне два часа с гаком, да обратно… Да пока переоденусь дойду… Нет, ничего не получится. Поздно слишком. Хорошо бы пивка выпить, но не поспею.
— Жаль, — сказал Дрю и подумал: «Итак, в зоне у меня будет два часа».
Шагая домой, Прозоров размышлял: «А все-таки славный парень Саша. По чести надо сказать. Сколько он со мной возится. Чем я ему полюбился?»