Трое нас и пёс из Петипас
Шрифт:
Я ткнул его кулаком в бок:
– А кто тебе сказал, что мы с ней поругались?
И тут Руда, вместо того чтобы ткнуть меня в ответ, вдруг крепко взял меня за руку.
– Она на тебя потому и разозлилась, что ты не выдал ей мою тайну. Да?
Я кивнул.
Руда наморщил нос.
– Тебе это очень-очень неприятно?
Было так тихо, что мы слышали, как самый маленький крольчонок чешет лапкой за ухом.
– Тогда я все расскажу Анче.
В эту минуту я понял, что Руда стал моим другом. Самым лучшим на свете. Единственным.
18
– Так-то
Мы и не заметили, как пан Людвик вышел во двор. В одной руке он держал старую сумку с инструментами, в другой покачивалась жестянка с дегтем.
Паклю далеко не унесло. Её только сдуло с газеты. Руда бросился собирать её, а я подошел к пану Людвику:
– Руда все сам расскажет Анче!
– Вот это хорошо! – вздохнул облегченно пан Людвик и шепнул: – Молодец, Тоник! Как тебе удалось его уговорить?
– Просто он меня пожалел.
– Никогда не знаешь, чего ожидать от этого Руды.
– У него к вам просьба.
– Ко мне?
Я должен был говорить очень быстро, потому что Руда был уже в трех шагах от нас.
– Он вас просит, чтобы вы ничего не говорили петипасским ребятам.
Пан Людвик положил сумку с инструментами на землю и протянул мне руку:
– Ни слова, Тоник.
Руда слышал эти слова. Он взял сумку положил в неё паклю.
– Можно я понесу?
Я взял жестянку с дегтем, пан Людвик сорвал цветок, чтобы не идти с пустыми руками, и мы все вместе отправились к реке.
По пути я договорился с Рудой, что он зайдет к Анче сегодня же вечером.
Полдня мы чинили лодку. Пан Людвик конопатил щели, Руда собирал на берегу хворост, а я мешал над огнем деготь. В эти минуты река казалась мне особенно красивой. Синяя, как небо, она слегка волновалась под ветром. И Руда сказал, что приятно работать у реки. Я был рад, что река нравится не только мне, но и моему другу.
Мне казалось, что я только сегодня впервые встретился с Рудой. И мы будто немножко стыдились, что мы друзья. По очереди придумывали, как бы сделать друг другу что-нибудь приятное. Увидев на берегу между камнями хороший кусок дерева для костра, я стал бросать туда камешки, пока Руда не посмотрел; он был, конечно, рад, что нашел это бревно сам. А Руда все время боялся, как бы я не вымазался дегтем. Он даже изобрел для меня специальные рукавицы. Сделал их из бумажных пакетиков, которые кто-то выбросил на берегу под вербами.
Пришел взглянуть на нас и перевозчик Роучек. Он принялся шпаклевать лодку с другого конца.
Руки у него были сильные, мышцы так и играли. Я засучил рукава, Руда тоже. Но Руда притворился, будто не видит, какие у меня слабые мышцы, и быстро опустил рукава. И я снова подумал, что отныне он самый лучший мой друг.
И, только когда я оглянулся в сторону Петипас, мне стало немножко грустно. Наверное, Лойза Салих как раз обходит ребят и уговаривает их мстить мне.
Временами я посматривал на берег. Далеко-далеко виднелись кроны трех лип и верхушка шлагбаума, который сторожит отец Анчи. Жаль, что её домик нельзя разглядеть, если даже влезть на вершину ольхи…
Мои мысли летели к Анче.
«Анча, ну Анча, – мысленно внушал я ей, – ну, пожалуйста, никуда не уходи, будь вечером дома. К вам придет
После полудня я заметил петипасских ребят. Они купались в Бероунке. На другом берегу, далеко, от нас. Лойзы Салиха и среди них не было. А вдруг он следит за мной, как обещал! Для проверки я несколько раз крикнул:
– А я тебя вижу!..
Руда страшно удивился. Но я не хотел напоминать ему о петипасских ребятах, о том, что он с ними в ссоре.
Поэтому я сказал, что такими словами начинается одна песенка – Руда её, наверное, не знает.
Солнце уже не палило. Приближался вечер. На реке появились первые рыболовы. Пан Людвик отложил топор, погладил днище лодки:
– Хорошо!
Пан Роучек помог оттащить её на ночь под ольху.
По дороге домой я трижды переспросил пана Людвика, правда ли, что Генерал завтра поедет с нами на рыбалку. И пан Людвик трижды ответил: да, Генерал поедет. И с ним – петипасский учитель. Значит, Генерал поплывет на лодке, которую я помогал чинить.
Едва Руда услышал, что с нами будет петипасский учитель, он извлек из кармана какую-то бумагу и стал внимательно её изучать. Мы уже миновали спускающуюся к воде лестницу, где женщины полоскали белье, а Руда все повторял размеры разных рыб. Потом я проверял, твердо ли он усвоил.
Когда мы расставались, я ему напомнил:
– После ужина, не забудь!
– Ясно! – последовал ответ Руды.
19
Я поужинал и стал ждать Руду. Несколько раз я выбегал на дорогу, но он все не шел и не шел. Я уже стал бояться: а вдруг Анча уйдет куда-нибудь? Тогда я решил посмотреть, дома ли она. Объяснив пани Людвиковой, что, если Руда явится, пусть сразу идёт к трем липам, я побежал к домику возле железной дороги.
Я не хотел, чтобы Анча меня видела, и потому у трех лип сошел с дороги и направился к её домику задворками, по межам. Так я добрался до её забора, – вернее, это был не забор, а изгородь из колючих кустов боярышника.
Мне пришлось долго идти вдоль этой неприступной стены, пока я нашел место, откуда был виден весь сад. Зажмурив глаза, я стал на четвереньках продираться через кусты. И вздохнул облегченно: у задних дверей домика сидела Анча; Пецка расположился у неё на коленях, и Анча что-то ему рассказывала. Пецка не обратил на меня ни малейшего внимания, даже хвостом не шевельнул. Из этого я сделал выход, что Анча говорит с ним о серьезных вещах.
Через несколько минут в саду появился отец Анчи с лейкой в руках. Он покачал головой и сказал:
– Анча, Анча, ты возишься с этим псом будто мать родная. Отпусти Пецку, пусть немного побегает.
Анча спустила таксу на землю. Пецка потянулся и принялся лакать воду из лужицы. А отец стал осматривать сад, раздумывая, откуда начать поливку.
– А почему ты не идешь за ребятами? Сидишь тут, как зачарованная принцесса.
– Они сегодня все придут к нам, – ответила Анча.
Я вздрогнул, оцарапал ногу о колючки, но даже не почувствовал боли. Теперь у меня в голове была только одна мысль: немедленно бежать к трем липам и предупредить Руду, чтобы он успел прийти к Анче прежде, чем здесь соберутся все ребята.