Трое в подводной лодке, не считая собаки

Дубровский Виктор

Апраксин перекрестился, и добавил:

– Вы наливайте, наливайте себе. Прислугу-то я отослал, чтоб не наушничали кому попало.

Костя разлил по бокалам венгерского, которое было на порядок лучше того шмурдяка, что продавали в трактире.

– И если голланцы уже пронюхали про те места, то это плохо. Зело секретно всё делалось, как раз из-за того, чтобы ни англичане, ни испанцы раньше времени не прознали про те берега. Я отпишу Берингу письмо, как государыня приказать изволила, но это не

всё. Хочу всё-таки и государеву волю исполнить, и себя не обидеть.

"Есссть!" - мысленно воскликнул Костя, - "цель поражена".

– Хочу послать туда две роты морских солдатиков, да мастеров корабельных, чтобы готовились отплыть, куда укажу. Своей волей пошлю, без решения Сената, благо императрица такой приказ отдать соизволила. Но никак ума не приложу, надобно человека верного над ними поставить, а таковых нет. Те, что верные - стары уже, а новым веры у меня нет, - и пристально посмотрел на Костю.

– Не желаешь ли, Константин, перейти на государеву службу, на флот? Дам маеорский чин, сразу же, у государыни дворянство выхлопочу?

Костя совсем не собирался ни в какие Америки ехать, и начал со скоростью света соображать, как от этого дела отбояриться.

– Э-э-э... Ваше сиятельство, чрезвычайно вам благодарен за доверие, - "мля, угораздило же вляпаться, и отказаться нельзя, и служба та нахрен не впёрлась..." - но мне никак немочно в тех краях появляться. Никак, под страхом самой лютой смерти. Зело отец невесты яр в обиде своей, а мой папенька его поддержит. Ибо нарушил вековые правила.

– И как у вас казнят? Колесуют?
– спросил Апраксин, полагая, что супротив цивилизованных казней, у варваров вряд ли что жуткое найдётся.

– К столбу привяжут.

– И всё?
– удивился граф.

– Над муравейником, и пятки кровью измажут. И через седмицу от человека остаются одни кости.

Апраксин мысленно представил, как это происходит и содрогнулся. Он-то всяких казней насмотрелся, но вот так...

– М-да... действительно, - пробормотал, - что ж там за муравьи такие...

Положение спас, и совершенно неожиданно, Ефим Григорьевич.

– А не будет ли мне позволено, ваше сиятельство, просить вас о назначении меня начальником экспедиции?

Все с неимоверным удивлением посмотрели на деда.

– Я ещё бодр, раны мои затянулись, а вот Славка говорит, что мне будет полезен морской воздух. Вернусь на службу, послужу ещё во славу отечества.

– Ты чё, дед, рехнулся на старость лет?
– не выдержал Костя.

– Константин!
– упрекнул его граф.

– Виноват, ваше графское сиятельство, простите меня Ефим Григорьевич, не со зла брякнул, - сдал назад Берёзов, - а токмо беспокойством за ваше здоровье.

– Я ещё тебя переживу, - озлился Романов, лицо его пошло красными пятнами, -

говорить много начал!

– Всё, всё, всё...
– стал успокаивать деда Славка, - ну в самом-то деле... Негоже при чужих людях лай устраивать. Только вы хорошо подумали?

– Подумал, - как отрезал, сказал Ефим Григорьевич, - силы есть ещё, что дома на печи сидеть?

– Хорошо, - удовлетворённо сказал Апраксин, - и это очень хорошо. Господин поручик смелостью и рассудительностью своей в своё время благоволение государя имел. Напишешь мне напрямую, минуя Воинскую коллегию, я сам все документы сделаю, - распорядился он.

– Ну раз мы, - осторожно начал Ярослав, - это решили, не соизволит ли ваше графское сиятельство помочь нам в нашей челобитной? По поводу гимназии.

– Ну да, разъясните мне, к чему вам нужно те школы.

– Ну, для начала я осмелюсь напомнить вашему графскому сиятельству печальную историю с де Бурновилем.

Апраксин потемнел лицом. Не сказать, что это была какая-то тайна, но кому приятно, когда тебя тычут носом в твои провальные ошибки? Тридцать тысяч ефимков коту под хвост!

– Но это я вам не в упрёк, - успокоил его Ярослав, - а о трудностях поиска достойных мастеров в иных странах. И как среди них много жуликов и мошенников. Надо только надеяться на наших, русских. Самим учить и самим воспитывать.

Нет, они не проходимцы какие-то, вот, к примеру, ходатайство от попечительского совета будущей гимназии. Уважаемые, достойные люди, все, как один, удивительной честности и полного самопожертвования. На алтарь отечества, да. И, главное, бронзовая доска с именами на фасаде здания. Вот проект. Вот программа обучения.

Слава говорил ровно и складно, умело играл интонациями и модуляциями. Вовремя делал паузы и вовремя восклицал. Плавно жестикулировал и, если надо, смело рубил ладонью воздух. "Оратор! Ритор высшего класса!" - начал было гордиться Славкой Костя, но тут ему показалось, что Фёдор Матвеевич как-то временами выпадает из реальности. И что он, Константин, снова теряет нить Славкиных рассуждений. "Под вашим сиятельнейшим патронажем... первоприсутствующий попечительского совета... птенцы гнезда Апраксина... под сенью крыл русской Минервы расцветёт и воссияет... "

Он потряс головой. Союз Меча и Орала, не иначе! Что он несёт? Что за сиротский дом? Мы же договаривались!

– ...вашей милостью не будут оставлены. А мы, со своей стороны, опираясь на уездное дворянство... На лучших представителей...

Апраксин лучился самодовольством, с лёгкой тенью сомнения, но внимал, в целом, благосклонно. Тут что-то за дверями стукнуло, послышался звук падающего тела. Костя мигом сорвался, уронив стул, распахнул дверь. За ним, пыхтя отдышкой, примчался граф.