Трое
Шрифт:
– Каких детей, ты с ума сошла? Куда рожать? В этом мире?
– Мишель покачала головой, посмотрела на Мишонн в поиске поддержки.
Та лишь пожала плечами, пригубив из бокала. Андреа тоже глянула на подругу.
– Ну Мишонн… Ну скажи ей… Ведь для такого шага должно же быть что-то… Ну что-то… От чего крышу сносит… Ты смотришь на человека и понимаешь, что если не прикоснешься к нему, то сойдешь с ума. Если он не будет с тобой, то проще умереть… Ну ведь у тебя так было же? Да? А она? Она маленькая еще, глупая! У нее все впереди еще! Даже сейчас! Даже теперь!
–
– Мишель вдруг охрипла, со стуком поставила стакан на стол, развернулась к блондинке, - если уже все было? Если было так, как ты говоришь, а потом… Потом… И не надо уже такого ничего, не надо!- она уже не замечала, что вместо хрипа из горла вырывается крик, - что хочется тишины, спокойствия! И чтоб не было больно! Никогда не было больно! Потому что все равно больно! От одних мыслей! Так больно, что можно умереть! И от этой боли куда угодно кинешься! К кому угодно! Только чтоб заглушить, забыть!
Она уже рыдала. Все эмоции последних месяцев, что копились внутри, вся боль пережитого- все сейчас выплескивалось пьяными слезами.
Мишонн встала, укоризненно посмотрела на открывшую рот Андреа, подняла с кресла плачущую девушку и повела умываться.
Назад Мишель вернулась уже практически трезвая и спокойная.
– Мишель… - нерешительно начала Андреа, - ты прости меня… Я лезу к тебе… Прости, я не думала… Когда тебя привезли ребята, ты была такая спокойная… И особо ничего не рассказывала, я не думала, что у тебя там…
Она встала, порывисто обняла ее. Мишонн уселась обратно в кресло, разлила еще по одной.
Девушки молча выпили.
– Я совсем бесцеремонная, - Андреа покачала головой, - лезу в душу… Я не со зла, прости…
– Но, - тут же упрямо продолжила она, - я все равно считаю, что не стоит заводить отношения с человеком, к которому ничего не чувствуешь. Это предательство по отношению к себе и к нему тоже. Просто я так пробовала, - она взглянула на замершую с бокалом Мишель, - и ни к чему хорошему это не привело. Со временем я начала его ненавидеть. И ужасалась этого. Ведь его совершенно не за что было ненавидеть! Он был, как ты говорила?
– вот-вот… Хороший, красивый, добрый… И меня любил, - вздохнула она, отпивая.
– В итоге я оказалась сукой и тварью… А ты, Мишонн?
– обратилась она к подруге, - у тебя так было?
– Нет, - глухо и спокойно произнесла девушка, - я вышла замуж за свою первую любовь. И была очень счастлива… До самого конца.
– О боже! Ты не говорила… - Андреа кинулась к подруге, обняла ее, - похоже я сегодня превзошла себя. Девочки, простите! Простите меня!
– Ну а когда же еще об этом говорить, как не во время пьяных посиделок?
– через силу усмехнулась Мишонн.
– Так, все!Кончили грустить! Давайте о веселом!- Андреа разлила еще по одной.
– Хотите расскажу про Филиппа? Он тут на днях такое выдал…
Мишель, перебарывая желание уйти, стала слушать очередную веселую байку в исполнении Андреа. Напряжение последних дней ушло вместе со слезами, появилась опустошенность и апатия. Не хотелось думать ни о чем,
Мишель встретила парней из Вудберри прямо на городской улице. Две машины, набитые мужчинами разных возрастов, внезапно появились из-за поворота, и убежать было невозможно. Мишель, после бессонной ночи в магазине, шедшая куда глаза глядят, покорно остановилась. Мелькнула мысль, что это могут быть те военные, что забрали у них дом. Впрочем, неважно. Все было неважно в тот момент.
Они о чем-то ее расспрашивали, окружив и настороженно поглядывая по сторонам. Видно, опасались ловушки. Мишель на их месте бы точно опасалась. Она понимала, что выглядит странно: одинокая девушка, с неплохим оружием, припасами. Одна.
На вопросы она отвечала односложно, не рассказывая ничего о своей группе. Просто упомянула, что ей там не понравилось, и она ушла. Мужчины поняли это по-своему. Возможно, они воспользовались бы ее беспомощностью, по крайней мере, взгляды некоторых из них об этом явно сигнализировали, и Мишель сжала в кармане нож, понимая, что до пистолета не дотянется. как вдруг из другой машины выскочила высокая , очень красивая негритянка с дредами и - Мишель пришлось даже моргнуть, чтоб поверить, что это правда, - с катаной за спиной. Она подошла к девушке и молча отвела ее на заднее сиденье. На все вопросы коротко проворчала, что Губернатор разберется. Почему-то возражать ей никто не осмелился.
Так Мишель попала в Вудберри. По нынешним временам, это местечко было раем. По улицам гуляли люди без оружия, бегали собаки и дети. Зеленые лужайки, многоквартирные дома, серьезный забор. Здесь можно было жить и обороняться. Пожалуй, и военные были не страшны.
Губернатор оказался высоким , крепким, харизматичным мужчиной с волевым тяжелым взглядом. Женщинам такие нравятся. Он был с ней вежлив, внимательно выслушал ее ложь по поводу прошлой группы, поинтересовался ее умением стрелять и работать ножом. Как показалось Мишель, ее ответ его порадовал. В конце разговора в кабинет влетела симпатичная блондинка с каким-то вопросом. Она удивленно остановилась, увидев, что у Губернатора посетитель, потом пригляделась.
– Боже мой! Мишель?
После всех расспросов, когда Мишель кратко объяснила, что отстала от группы по своей воле и возвращаться не хочет, Андреа уговорила Губернатора отпустить девушку. Она рассказала, что Мишель была в ее группе, что она безобидна. Девушка удивленно слушала ее, не понимая, зачем она ее выгораживает, ведь они были едва знакомы. Но не останавливала. Все происходящее казалось чем-то нереальным. Иногда Мишель щипала себя, чтоб убедиться, что не спит. Ей вообще все виделось сквозь какую-то дымку после ухода. Интересно, может именно так ощущает себя наркоман во время ломки? Боль во всем теле, отстраненность, ощущение нереальности происходящего. желание прекратить это все, получить новую дозу, сделать мир опять ярким и цветным.