Троецарствие

Алексин Иван

— Боярином, — попробовал на вкус слово Подопригора. — Это что же получается, я вровень с тем же Ходкевичем встану?

— Ты нет. Всё же он потомственный шляхтич и магнат. А вот твои внуки уже себя не ниже всяких там Ходкевичей и Потоцких считать станут.

— Значит, пора мне жениться, государь, — заметно повеселел Подопригора, одним глотком допивая квас. — Теперь будет, что сыновьям в наследство оставить.

— На Марии? — уточнил я и, поймав утвердительный кивок Якима, согласился. — Правильно. Она девка добрая. Вот, как вернёшься, в сентябре и на свадьбе погуляем. Ты главное дело сделай.

— В том

не сомневайся, государь, — Подопригора решительно поднялся из-за стола. — Мне ещё людей своих собрать нужно и к походу подготовится, — пояснил он в ответ на мой вопросительный взгляд. — Завтра на заре выступаем. Ты только о своём обещании на моей свадьбе погулять не забудь, государь.

— Я свои обещания помню, — бросил я уже в спину уходящему воеводе и решил ещё больше простимулировать своего воеводу: — А сын родится, царским крестником станет.

Глава 7

22 июля 1607 года от рождества Христова по Юлианскому календарю.

И вновь повторилась история с Новгородом. Тверской воевода Осип Хрипунов с дьяком Фёдором Михайловым во главе лучших людей города меня у ворот встречают, а архиепископа Тверского и Старицкого Феоктиста рядом с ними нет. Засел в Спасо-Преображенском соборе (как мне уже доложили) и уже второй день там безвылазно молится. Прямо дежавю какое-то!

Ох, доиграются. Лопнет у меня терпение. Уже теперь ясно, что среди церковных иерархов хорошую чистку нужно будет сделать. Зажрались и слишком много о себе возомнили. Православного царя, вон, игнорировать осмеливаются! Ну, ничего. У меня по монастырям лояльных мне настоятелей достаточно много сидит. Будет продвигать. Так что итоги предстоящего в августе церковного собора в Костроме кое-кого неприятно удивит.

Ладно. Холера с этим старым упрямцем. Главное, что архиепископ воинских людишек для защиты города, как в прошлом году, поднять не смог. Всё же слухи о том, что я настоящий Фёдор Годунов, а не очередной самозванец, рядящийся под спасшегося царя, крепли. И тверичи, увидев под стенами города поместную конницу и кирасиров Порохни, садится в осаду не захотели. Зачем, если сам царский воевода ближний боярин Иван Годунов самолично заявил, что государь на жителей Твери опалы не держит и если они без промедления законному государю городские ворота откроют, свою милость готов оказать.

— Здрав будь, царь-батюшка. Я Осипка Хрипунов, твой верный холоп, челом бью и молю на людишек, что в городе сем живут, опалы не класть.

— Вставайте православные, — я завертел головой, пытаясь разглядеть за согнутыми спинами знакомую физиономию. Ну где же ты?! Где?! Неужели посланные мной люди до города не добрались и по дороге сгинули? Неужели весточку от меня не передали? — Нет у меня опалы на весь город, — я хищно оскалился, встретившись с Аникой взглядом. — Всем их прошлые вины прощаю. Лишь один вор сегодня умрёт, — воевода при моих словах побледнел. Он что на свой счёт мои слова принимает? Так вроде напакостить мне нигде не успел. Хрипунова даже в памяти моего реципиента нет. — Лишь одного иуду лютой смерти предам.

— Государь? — облизал пересохшие губы Осип.

— А скажи-ка мне, Федька, — проигнорировав недосказанный вопрос тверского воеводы, повернулся я к Михайлову. — Не ты ли приказной

избой на Твери ведаешь?

— Я, государь, — побледнел в свою очередь дьяк. — Только если ты гневаешься на те листки, что о тебе писались, так я человек подневольный. От самого князя Шуйского приказ пришёл. А если…

— Да то пустое, — остановил я словоизлияние главы местных чиновников. А то он сейчас такого наговорит, в пору на дыбу тянуть. А где я ему замену найду? Тут все такие. — Не о тебе речь веду, дьяк. Мне Ивашка Богданов надобен.

— Богданов?

Михайлов оглянулся назад в сторону подьячих. Те испуганно переглянулись между собой, пожали плечами. В глазах страх и непонимание.

Ну, да. С получением достоверной информации сейчас плохо. На то у Богданова и расчёт был. Когда матушку мою, царицу Марию убивали, москвичи кого приметили? Правильно; Рубца-Мосальского, Молчанова и Ширефединова. Потому, что люди они на Москве известные. Их многие в лицо знают. Другое дело тверской подьячий Ивашка Богданов. Попросить представиться этого здоровяка, никто из видоков отчего-то не решился. И сам он, о своём непосредственном участии в убийстве царицы, кричать на всю Москву не стал. Сделал дело и уже в чине дьяка обратно в Тверь вернулся. Вот и выходит, что о роли в убийстве Марии Годуновой первой троицы каждая собака знает, а о Богданове лишь те немногие, кто «в теме» с самого начала были. Живи себе спокойненько и полученными дивидентами наслаждайся.

Ага, мечтай! У меня, может, главной целью похода был не захват Твери с прилегающими к ней окрестными городками, а непреодолимое желание с тобой повстречаться. Потому и этот стремительный конный бросок из Новгорода к Твери совершил, стремясь весть о своём приближении опередить, потому и заслоны на всех дорогах из города стоят, потому и послал сюда заранее ещё из Костромы несколько преданных человек. Поговорить мне с этим Ивашкой нужно, в глаза ему посмотреть. Обязательно в глаза посмотреть! На меньшее тот, прежний Фёдор не соглашается. Иначе, того же Шерефединова, что в Москве прячется, я бы давно достал. Достаточно к Грязнову гонца послать.

— Иуда, что матушку мою, царицу Марию, собственными руками задушил, — обронил я в упавшую тишину. — Ты уж не взыщи, воевода, — оглянулся я на онемевшего от полученной вести, Хрипунова. — Сам видишь, недосуг мне. Заждался меня, поди, Ивашка. Поспешать нужно. Позже с тобой о делах переговорю. А покуда кату (палачу) вели наготове быть. У него сегодня много работы будет.

Больше я сдерживаться не смог. Жажда мести туманила сознание, не давая трезво мыслить, гнала вперёд, туда, где дожидался справедливого возмездия пойманный убийца.

Толпа отхлынула в стороны, пропуская меня вперёд, подъезжаю к вновь согнувшемуся в поклоне Анике:

— Где?!

— Так у меня, Чер… Фё… — Аника побледнел, запутавшись в собственных словах, захлопал губами словно выброшенная на берег рыба.

— Дайте ему коня! — рявкнул я, с трудом сдерживаясь, чтобы не обматерить растерявшегося друга. Тогда вообще в полный ступор впадёт и я тут кого-нибудь убью. — Показывай дорогу!

Ворота в купеческое подворье были настежь распахнуты. Поднимаю на дыбы коня, чудом не втоптав в землю окровавленное тело, бешено кручу головой, отмечая ещё две скорчившиеся во дворе фигуры. Следом врываются два десятка всадников,