Троецарствие
Шрифт:
— Не хочу Швецию, — капризно искривил губы принц. — Не любят там меня. Другое дело Польша. Я там долго жил. Меня там помнят. Чем я хуже Сигизмунда?
— Может быть тем, что тебя не избирали на польский трон? — предположил я.
— Так изберут, — беззаботно отмахнулся от моего предположения Густав. — Можно к Сигизмунду убийцу послать. Ты только денег дай, а я найду кого-нибудь. И чем я хуже Владислава? Особенно, если у меня будут деньги?
Я задумался, рассеянно смотря на этого фантазёра. Интересно, он сам хоть немного в эту затею верит? Или это лишь предлог, чтобы простака-московита на бабло развести. Ладно, пусть живёт пока. Денег я ему не дам, но возможность, есть возможность.
Глава 8
27 августа 1607 года от рождества Христова по Юлианскому календарю.
— Что же они творят, нехристи? Чисто зверьё обезумевшtе!
Я не ответил, до боли в суставах сжимая уздечку. Не было у меня больше слов, чтобы хоть как-то выразить те чувства, что терзают второй день. Даже матерных нет! Только ненависть к этим нелюдям, что такое сотворить могли, сердце на части рвёт. Вот только не прав, Семён. Звери такое сотворить не могут. У них всё суровой целесообразности подчинено. Нужно для выживания убить — убьют, но лишь по необходимости, не куражась над беспомощной жертвой. Здесь же уже которую деревню проезжаем, а всё одна и та же повторяющая картина: исходящие удушливым дымом скелеты домов, изрубленные тела мужчин, трупы жестоко изнасилованных женщин, дети со вспоротыми животами перерезанным горлом. И тошнотворный, замешанный на крови, блевотине и горелой плоти смрад, въевшийся в знойный воздух.
— Видать сильно хмельные были, — бросил в никуда Порохня, невозмутимо покачиваясь в седле. — С перепою человек и не такое сотворить может. Особенно если силу и безнаказанность за собой чувствует.
А ведь он что-то и пострашнее, наверное, повидать успел. Всю жизнь в походах. А запорожцы особым милосердием к побеждённым тоже не страдают. Это я в Варне насмотрелся.
Неожиданно я почувствовал неприязнь к старому товарищу. Неужели, однажды и я стану таким? Неужели, вот так же буду скользить равнодушным взглядам по истерзанным, зверски замученным людям, валяющимся как попало вдоль домов, относиться к этим изуверствам, как к чему то обычному, не стоящему особого внимания? И чем тогда я буду лучше их? Сам же совсем недавно дьяка Богданова в пыточную отправил. Пусть за дело и под влиянием засевшем в подсознании реципиента, но отправил же! И потом спокойно спал в объятьях подсунутой мне Хрипуновым вдовы-дворянки.
Или взять, к примеру, поход Подопригоры. Слухи о его бесчинствах в Эстляндии уже и сюда дошли. Вернее о бесчинствах литовцев, посланных кровожадным Ходкевичем. Но я то правду знаю. И хотя Якиму моё отношение к убийствам женщин и детей хорошо известно, не думаю, что там совсем без перегибов обходится. Не бывает так на войне.
— Ты бы лучше к своим полкам поехал, воевода. Неприятель уже недалече. Деваться им некуда. Того и гляди, в атаку пойти время настанет, — я закусил губу, уже жалея, что сорвал свою злость на Порохне. В том, что здесь эти душегубы творят, его вины нет. — Данила, — крикнул я уже вслед отъезжающему запорожцу. — Передай воинам; того, кто мне голову этого самозванного царевича принесёт, лично золотым одарю.
— Людишек похоронить, государь?
Никифор. После выздоровления Семёна, он отошёл немного в тень, став сотоварищем главы моих рынд, но от привычки без зова влезать в государеву беседу, так и не избавился. Сейчас ладно. Я нормальным двором так и не обзавёлся и косится в сторону наглого безродного, нахрапом пролезшего в рынды, почти некому. Но скоро всё кардинально изменится. Всё чаще к моему дворецкому, Ивану Годунову, приезжают из Москвы людишки; передают поклоны от того или иного
Зашевелились, пауки. Видят, что Годунов силу набирает. Если бы Васька Шуйский Болотникова за горло под Тулой не взял, уже сейчас бы ко мне со всех ног толпою ломились. А так выжидают; смотрят, кто верх в итоге брать будет, и заодно, связи в моём окружении налаживают.
— Как обычно, — кивнул я рынде. — И проследи, чтобы всю деревню как следует обыскали. Никто без погребения остаться не должен. А брат Никита потом за них помолится.
Сысой, поймав мой взгляд, неуверенно кивнул, беззвучно шевеля губами. Эх, нужно нормальным войсковым священником обзаводиться. Никитка, конечно, всё как положено сделает, но он всего лишь монастырский послушник. Не по чину ему похоронные обряды вершить.
Медленно въезжаю в одно из подворий, спешиваюсь перед трупом изрубленного старика, лежащего рядом с одним из своих убийц. По всему видать, бывший воин. Саблю из рук так и не выпустил. Вот только дом свой защитить, всё равно не смог.
А ведь в том, что эти воры здесь зверствуют и моя вина есть. Пусть невольная, опосредственная, но есть. Потому как лжецаревич Пётр сейчас вместе с Болотниковым в Туле сидеть должен, а не в окрестностях Нижнего Новгорода разбойничать. Всё больше меняется история, уходя в сторону от известного мне сценария, и увы не всегда в лучшую сторону.
Отчаянный женские вопль, тут же сменившийся истошным детским визгом, заставил вздрогнуть, обернуться, лихорадочно крутя головой.
— Кажись баба с ребёнком ревёт, — выдал и без того очевидное, Семён, положив руку на эфес сабли.
— А мы посмотрим.
Кони быстро вынесли нас к окраине деревни. Я подъехал к дымящимся развалинам хозяйственной пристройки, жмущейся к чудом уцелевшей от огня избе, горько усмехнулся, покачав головой. Та ещё картина!
Вжавшись всем телом в стену, громко рыдала баба; испуганно, тоскливо, с какими-то едва уловимыми нотками обречённости в голосе. По чумазому от копоти лицу, обильно текут слёзы, оставляя на щеках грязные бороздки. В руках такой же закопчённый котелок. Не менее грязный платок сбился на плечи, обнажив спутавшиеся, давно нечёсаные волосы. Рядом, вцепившись изо всех сил ручонками в ногу матери, отчаянно ревёт трёхлетний мальчуган, испуганно лупая глазёнками в сторону обступивших их воинов. И Никифор, растерянно топчущийся возле них, в тщетной попытке хоть как-то остановить этот водопад из слёз.
— Да что ты воешь, дура! Сказано же тебе; мы царёвы людишки! Не тронет вас никто!
— А ну, тихо!
Не знаю; то ли мой грозный рык так подействовал, то ли вид (всё же, несмотря на отказ рядиться с десяток одёжек, простым воином я не выглядел), но женщина смолкла, ещё крепче прижав к себе ревущего ребёнка.
— Ты кто такая будешь?
— Стешка я, боярин. Гаврилки-скорняка вдова. Смилуйся, боярин!
— А чего голосишь, словно тебя тут режут. Сказано же тебе; не тронет вас никто.
— Так спужалась, боярин, — Степанида ещё крепче прижала к груди котелок. По всему видать, тем что внутри, всё это время они с мальчонкой и питались. — Думала, что тати обратно вернулись. И так в прошлый раз чудом спрятались.
— И как же ты от них спрятаться смогла?
— Схрон у них в хлеву, государь, — ответил вместо бабы Никифор. — Хороший схрон. По всему видать, мастер делал. Если бы малец не захныкал, нипочём бы не заметил. Я туда, а она выть начала.
— Ну, раз нашёл, так и пристрой к обозу, — пожал я плечами. — Здесь им всё равно не выжить. И проследи, чтобы накормили погорельцев. В Нижнем Новгороде придумаем что-нибудь.