Трофей для хулигана
Шрифт:
— Все не так, детка… — мой голос взрывается эмоцией.
Она не успевает ничего ответить — нас отворачивают друг от друга и выводят из здания через разные входы.
В машину меня заталкивают без церемоний и с явным пренебрежением.
— Голову… — давят на затылок.
— Я хочу позвонить адвокату, — упрямо рычу на бойца.
— Из СИЗО позвонишь, — получаю толчок, и дверь с решеткой захлопывается.
Договор, который нельзя нарушать
Егор.
Обхватив голову руками, я сижу за столом в уже знакомой мне комнате для допросов. Мне
В моей груди горит, будто кислотой облито. И выхода я не вижу. Просто здраво понимаю, что не в праве просить свою нежную девочку идти против семьи. А скормить любящим родителям такого персонажа, как я — сложно. Да что говорить, сам бы вёл себя за дочь точно так же… Удавил.
При мысли о потенциальном ребёнке сердце ухает, и я реально жалею, что залёт в наших с Дашей отношениях маловероятен. И блять… Это тоже все не честно. Выбор без выбора.
Замок глухо щёлкает. Я поворачиваюсь на звук открывающейся двери и на несколько секунд зависаю, неотрывно следя глазами за человеком, который пересекает комнату.
— Доброй ночи, Егор Иванович, — Кирсанов садится за стол напротив меня и кладёт перед собой папку с документами.
Меня припекает перекинуться через стол, схватить его за грудки и пару раз приложить холёным «фэйсом об тэйбл»… И тогда я точно окажусь здесь надолго! Блять!
— Я хочу, чтобы ты вышел! — рычу на него.
— Егор Иванович… — его тоном можно крошить бронебойное стекло, — Быть ближе к народу можно иными путями. Совершенно необязательно садиться по «народной» статье, — ставит локти на стол и нависает.
— Кто тебя пропустил?! — я моментально сверепею от его надменности, — У меня должна быть встреча с адвокатом…
— Как в жизни сложно работать с людьми, которые невнимательно читают документы… — качает головой Артур. Открывает папку и подаёт мне второй экземпляр договора, который я подписывал с Тимуром, — Сдесь же строго прописано, что адвокатов в вашем деле несколько. Я — один из них, — он делает эффектную паузу, наслаждаясь тем, как я смотрю на договор, как на дохлую крысу, — И ещё важный момент, — его голос тяжелеет, — Здесь сказано, что мы не занимаемся делами, связанными с наркотиками…
— Я помню… — устало, и не желая смотреть в глаза выигравшему сопернику, возвращаюсь в исходную позицию, — Всего хорошего, господин Кирсанов.
— Но и никто из моих коллег не возьмётся за заранее провальное дело. Против Дорышева вести игру сложно…
— Чего ты хочешь, Кирсанов? — я резко его прерываю, припечатывая кулаками стол, — Ты же не просто так пришёл. Все расклады лучше меня знаешь!
— Расскажу я вам, Егор Иванович, — Артур вальяжно откидывается на спинку стула, — Одну занимательно — глупую историю. О том, как некий Верютин Максим Аркадьевич решил быстро и непыльно заработать денег. Чтобы утереть нос доставшим родственникам и доказать, что он самостоятелен. И надо так удачно сложиться, что одним из близких друзей его брата оказался Киреев Матвей Дмитриевич. Надо сказать, Матвей — барыга высшего уровня. Проработал почти четыре года. Как-то случайно продал стимуляторов дзюдоистам перед соревнованиями, а они уже привели его в фанатскую среду.
— Сука… — стервенею я и стискиваю зубы.
— Не смог Макс толкнуть товар.
— Это Максим сам рассказал? — я в безнадежном шоке качаю головой.
— Сам, мы с Тимуром Гурамовичем уговорили вашего брата на сотрудничество со следствием. А теперь — главное! — Артур опускает тон до тихого бархата, — Я могу сделать так, что сядут все. А могу вытащить и тебя и брата, раскрутив на всю катушку одного Кириеева. И вы пойдёте, как свидетели, отделавшись штрафом за автомобиль
— Сколько ты хочешь? — сдаваясь, прикрываю глаза от отвращения к самому себе.
— Я хочу, чтобы ты исчез из жизни Дарьи. Подумай. У вас все равно ничего не выгорит, — голос Артура давит по моим больным точкам, — Она вернётся к родителям, как только утихнет интерес бунтовать.
Ершу волосы пятерней и чувствую, как горло сдавливает тошнота.
— А если она сама не согласится? — роняю хрипло.
— Это не ваша забота, — равнодушно ведёт бровью Артур, — И?
— Я согласен… — сдуваюсь, выпуская из лёгких воздух.
Я — скотина, но пока так для всех будет лучше, моя девочка…
Некрасивая реальность
Дарья.
От полученной информации в мой голове стоит гул. Егор, его брат, друзья, наркотики, драки, угон автомобилей. Господи… Может быть, я правда «непроходимая малахольная дура», как говорит мой папа, потому что отказываюсь верить в то, что это все про моего любимого человека.
Уже несколько часов я сижу в комнате с серыми стенами, где из мебели есть только стол и три стула. Дверь открыта, и я, желая незаметно стечь в ближайший канализационный сток, слушаю, как следователь говорит обо мне с отцом. Мои глаза не поднимаются выше столешницы. Кажется, я изучила каждую венку на руках и все заусенцы на пальцах. И один на указательном прям бесит меня. Забываясь, я подношу руку к лицу…
— Не грызи ногти, Дарья….
Вздрагиваю и воровато вскидываю глаза на сидящего напротив Артура. Он осуждающе качает головой.
— Здесь чаще всего допрашивают «грязных» дядечек, а не «чистых» девочек, — он пытливо склоняет голову на бок, — Не рекомендую тебе знакомиться с местной фауной через рот.
— Должок за мной, Евгений Петрович, — я слышу, приближающийся голос отца.
— Добро, Семён Сергеич, — отзывается майор, — Общее дело делаем, у меня у самого сын растёт. Если его прессовать начинаю, жена заступается. Скандал… Не будет из парня толку, — вздыхает с досадой, — Ладно, всю ночь ещё кружиться…
— Давай… — мужчины прощаются в дверях, — Чтоб на погоны.
— Надеюсь, — качает головой майор.
И по тому, как папа смотрит на меня, я ощущаю себя настоящей преступницей.
— Позорище… — прокатыватся голос отца по бетонным стенам, — Дочь Романова в изоляторе по двести двадцать восьмой. Да ещё и взята в компании тех, чьи морды протокольные мне снятся по ночам! — кулак отца с грохотом приземляется передо мной на столешницу, — Ты вообще понимаешь, Дарья, — его голос понижается до шипения, — Что я уже второй раз прохожу этот чертов путь с погонами. А ты! — его срывает на крик, — Позволяешь себе подрывать мой многолетний авторитет! — отец на мгновение замолкает, тяжело дыша.