Тролли и легенды. Сборник

Коллектив авторов

Убираться как можно быстрее... Я бросаю Наследницу на произвол судьбы, хоть бы она происходила от магов, сражающихся с силами зла, как это чаще всего бывало со мной. Я хочу жить, но не из желания влачить это мрачное существование, а чтобы отомстить за тебя, моя милая Элигия. Должен ли я умолять Тира забрать меня из этого места до всеобщего взрыва? Он утверждал, что может вернуть меня в Лимб. Я бы вернулся сразу после катастрофы, чтобы узнать, выжил ли демон. И если бы он выжил, я бы медленно убил его.

Нет. Больше никаких колебаний. Я собираюсь испытать судьбу до конца. По соседству с местом, где горюет девушка, я замечаю логово своего врага. Именно за этими дверями кривится в ухмылке скрытое зло.

* * *

Они не увидели меня. Мои глаза быстро привыкают к этому зловещему мраку. Демон здесь, глубоко в своем логове. С тремя окружающими его солдатами. Но их будет недостаточно.

Он больше не торжествует, в его глазах не горит ненависть. Его лицо искажает страх перед смертью. Но горло ему перережет не какой-нибудь наемник, посланный королевой. Это я отомщу ему за тебя, Элигия. Он заплатит за твои мучения. Вот и все. Они заметили меня. Солдаты изготовились. Они принимают меня за одного из захватчиков, они знают, что я не защитник замка. Они попытаются окружить меня. У них нет огнестрельного оружия. Отлично. Сначала я обезврежу того, который с пикой. Потом я...

Что это был за жуткий грохот?.. Как я и боялся, взорвались бочки с порохом. Меня смело на землю. Мне... мне больно. Моя спина, ноги... они как испеклись. Пожар. Одна из боковых стен логова обрушилась. Огонь со склада рядом перекидывается на все деревянное. Он разрастается с каждой секундой, преграждая путь к дверям. А другого выхода из этой комнаты нет. Больно... Больно... Я больше не могу сосредоточиться. Выжил только один из солдат. Он встает на ноги. И демон тоже, поднимается по лестнице. Тщетная надежда. Пламя все время взбегает выше, чем он. И все же для успокоения совести я останавливаю его броском кинжала. Нетрудно, даже раненному. Я был лучшим метателем в своем клане. Пригвожденный за запястье к перилам, он ждет, пока мы доберемся до него, огонь и я. Солдат крепок. Капающая со лба кровь наполовину ослепляет его. Только наполовину. Я замечаю, что он напуган моим видом. К счастью для меня, потому что паникующий воин совершает ошибки. Его ошибка заключалась в том, что он небрежно провел финт низкой атаки. Он заспешил и хотел закончить побыстрее. Но завершил наш поединок я, пронзив его горло закрученным выпадом. Смерть за смерть. Эти трое были частью отряда, сопровождавшего демона сегодня утром, я узнал их. Этот черный дым душит меня. Мне больно, Элигия. И все же я испытываю лишь малую часть твоих страданий. Какой ужас! Как можно причинять подобные мучения живому существу? Какому чудовищу доставляет удовольствие смотреть, как страдает невинная? Сейчас я спрошу тебя, демон, глядя тебе в глаза. Вперед... нужно двигаться. Огонь уже почти добрался до лестницы. Я должен подняться туда, пока есть возможность.

Разглядев меня, он прекращает попытки вытащить кинжал, застрявший в перилах. У него бы все равно не вышло. Ему пришлось бы разодрать предплечье. А палачи, которым доставляет удовольствие мучить других, часто слабодушны, как я знаю из опыта. У этого не хватило духу изувечить себя. Я не удивлен. Его судьба решена. И снова я читаю ненависть, смешанную со страхом, в его гримасе. Но он меня не признал.

— Назад, приспешник Сатаны! —кричит он. — Демонесса вызвала тебя перед смертью, да? Да проклянет тебя Король-Христос! Да истребит тебя его светом!

— Это ты проклят за невинную кровь, которую пролил! Та, кого ты оскорбляешь, была моей спутницей. Кто известил тебя о нашем существовании? И почему ты пытал ее именно сегодня? Ты знал, что меня нет дома?

— А, так ты был ее самцом! Ты выступаешь не пряча лица после того, как осквернил образ человека, созданного Богом! И ты смеешь угрожать моей душе, ужасное, уродливое демоническое чудовище? Я — прелат и борец со злом, где бы оно ни скрывалось!

Само собой разумеется. Огонь и боль лишили меня способности сохранять человеческое лицо и тело, подобное его собственному. Я кажусь ему отвратительным, тщедушным и болезненным, таким, какими нас видели люди с поры пришествия распятого демона. До того мы были прекрасны в глазах тех, кто поклонялся нам как сильным, мирным гигантам. Нет. Не всегда мирным, я это признаю. Но наш клан и я сам никогда не вмешивались в дела людей. Мы жили уединенно в огромном лесу и с благожелательностью принимали дары наших почитателей. Пока приспешники демона не стали преследовать нас, пока его учение не отучило людей верить в нас. Теперь это уже не имеет значения. Элигия мертва. И я пристально смотрю на ее убийцу.

— Почему именно сегодня? Отвечай!

— Потому что мы должны были отвлечь внимание от растущих обвинений в коррупции, пока не вмешалась королева! Проведение священной кампании против еретиков по душе и монархам, и нищим! Ба... Какой смысл обсуждать политику с отродьем Сатаны? Иди гореть в аду!

— Ты изжаришься первым, демон. Почему именно нас? Мы старались быть как можно более незаметными.

— А ты как полагал? Крестьяне болтливы. Я уже несколько недель только и слышу, что о ваших

безбожных «чудесах» с целительством. Колдунам и язычникам место на костре! Лишь Бог творит чудеса, лишь Бог решает судьбу своей паствы! Сегодня или завтра вас все равно постиг бы Божий гнев! Добро победит зло!

— Как можешь ты притворяться человеком добра, совершая подобные злодеяния? Я уже видел, как людей сжигали на костре, демон. Я видел, как твои братья-убийцы ликуют, глядя на то, как мученики корчатся в пламени. Нет-нет, ты не от добра. Ты наслаждался злом, прикрываясь красивыми словами. Теперь все кончено. Теперь моя очередь наполнить уши твоими воплями.

Я переступаю через него, чувствуя, как пламя опаляет волосы на моих икрах. Огонь настигает нас. Я приютился на вершине того, что люди называют кафедрой. Внизу темнеет от жара большой железный крест, царящий над алтарем. Этот символ, лелеемый демоном, исчезнет вместе с ним. Я усаживаюсь и стараюсь сохранять спокойствие. Я жду. Жду недолго. Он извивается и стонет, когда пламя охватывает его ноги. Надеюсь, ты сможешь увидеть его, Элигия, из своей обители вечных снегов. Если так, насыться его смертью. От боли он наконец решился разорвать предплечье. Он освободился, но теперь он не более чем живой факел, спускающийся по лестнице. Ты отомщена, любовь моя. И я скоро присоединюсь к тебе, потому что ад приближается ко мне.

Тем лучше, потому что прошлое ускользает от меня навсегда. Я ненавижу настоящее, которое украло тебя у моей любви. Шестьсот лет назад ни один демон не посмел бы оскорбить тебя на норвежской земле. Мы были Троллями, и это слово увенчивало средоточие благородства. Затем Олаф II обратился к скрытому злу, став первым в длинной череде монархов, подчинившихся распятому демону. Имя нашего клана обрело тягучесть слюны — во рту, перекошенном ненавистью. Но это никогда не мешало нам с гордостью вспоминать, что мы принадлежим к Малому Народу. А это немало... К 1617 году зло торжествовало во всем королевстве. Люди по-прежнему будут с трепетом совершать мессы в тех лживых логовах, которые они называют «церквями». По крайней мере, в этой никто уже не станет на колени. Надеюсь, ты меня слышишь... У меня щиплет глаза, и я с трудом дышу. Я страстно любил тебя, и мои последние мысли будут с тобой, слышишь ли ты меня, Элигия? Дым ослепляет меня, огонь все ближе. Дым... Он переходит из черного в белый... Белый?

* * *

Много позже того, как Тир открыл друидический портал, чтобы спасти меня от огня, я узнал, что он принадлежал к клану Гномов, населявшему леса, далеко отстоящие от лесов моей родной Скандинавии. Знал я и то, что он находил меня... занятным, как он выразился. Особенно когда он обнаружил меня в истинном обличьи, а не под камуфляжем представительно выглядящего человека. Он не винил меня за то, что я скрыл от него свою сущность при первом знакомстве. Напротив, его, похоже, забавляет идея полностью завладеть моим обществом, что очень раздражает Эрка, его соперника из клана Лепреконов. Я, со своей стороны, постараюсь найти общий язык с каждым. Мы можем бесконечно сравнивать культуры наших предков, которые так отличаются друг от друга, ведь теперь мы оба принадлежим невидимому миру. Признаюсь тебе, Элигия, я устал прятаться и убегать. Я останусь в сердце этих волшебных туманов, которые привечают меня по воле одного из своих хозяев. Последний из Троллей оставляет землю злу. Тир болтлив. И я тоже, я и сам знаю. Но мои безмолвные речи всегда обращены к тебе, моя прекрасная любовь. И так будет до того момента, когда мой внутренний голос умолкнет, когда Лимб принесет забвение моему обессмыслившемуся существованию. С этого дня я возьму на вооружение мрачный девиз одной безутешной дворянки, с которой мы однажды встретились:

Ничто для меня более, и более ничто. ^[36]

Старая Краска

Меган Линдхольм

(перевод с английского Ирины Нечаевой)

Когда это случилось, мне было всего девять, так что некоторых деталей я могла не запомнить. Но я помню суть, а суть – единственное, что имеет значение в подобных рассказах.

Я росла в небогатой семье. В первой половине века часто случались скудные годы – наверное, я переносила их легче, чем мама, но в целом 2030-е не баловали никого. Мы с мамой и братом обитали в муниципальном жилье в той части города на «Т», что зовется Новой Такомой. Впрочем, тогда этот район уже не был новым. В Такоме всегда приходилось непросто. Мама говорила, что ее дедушка держал ее на коротком поводке и она это пережила, а значит, переживем и мы. Все знали, что у нас самая строгая мама в доме, и жалели нас.