Тропа длиною в жизнь
Шрифт:
И когда стало совсем невмоготу, когда предстал неизбежный выбор: Инобытие, или немедленный возврат, – Армер, уже возвращаясь в свой Мир, успел понять: его последний призыв услышан. Но вернулся ли Вестник?
3
Армер ждал гостя много лет. А в этот раз он не просто ждал – знал совершенно точно: Вестник Могучих придет еще до весны… Или не придет никогда.
Осень пришла гнилая, слякотная, затяжная; снег все никак не хотел ложиться, хотя, казалось, прошли все мыслимые сроки. Впрочем, может, и нет, может, так
Общинники, конечно, беспокоились, видя, что их колдун большей частью в своем жилище отлеживается. Вслух, конечно, не говорили даже между собой, чтобы беду не накликать, но Армер понимал: боятся что он вот-вот уйдет по Ледяной Тропе. Напрасно боялись. Он видел свою часть Мирового узора и знал: Хонка властна мучить его, но увести из Мира живых бессильна. Этого не случится до тех пор, пока не будет ясна судьба Вестника.
Наконец-то наступили холода, лег снег, и Хонка отступила, отвела своих девок. Не совсем, конечно, но все же стало полегче. Теперь Армер все больше времени проводил на краю стойбища, откуда открывается южный путь и можно издалека заметить долгожданного гостя. Но дни шли за днями, Одноглазая засыпала и просыпалась и вновь принялась готовиться ко сну, а Вестник не появлялся, и все чаще и чаще подступала тревога.
Вестник услышал его призыв. Но смог ли, но захотел ли он вернуться?
Армер, как мог, отгонял эти мысли, ничем и ничему не способные помочь. Убеждал себя: сейчас он, ослабевший после Полета по Прямому Пути, не способен даже ощутить присутствие Аймика в этом Мире. Но если бы тот действительно ушел ТУДА, колдун, даже растративший часть Силы, не мог бы этого не почувствовать.
Бороться с сомнениями помогали воспоминания, причудливым образом смешивающиеся с реальным бытием. Особенно здесь, где все так похоже…
…Давно это было. Или, напротив, недавно? Армер усмехнулся. Теперь и не понять: в старости время уплотняется и сжимается; кольца Великого Червя втягиваются одно в другое… Вот и сейчас – много лет назад покинули дети Волка то место, где когда-то принимали они сыновей Тигрольва, приведших мальчика Нагу. Не раз и не два с тех пор переносила община свое стойбище, а вот поди ж ты! Ему, старому колдуну, все чаще и чаще кажется, что место, где они сейчас живут, – то самое. И хижина его, не далее как этой осенью построенная, – та самая. И тот же вечер вернулся, и те же синие снега…
…А вот и сыновья Тигрольва появились; ведут своего мальчонку…
Армер даже вслух рассмеялся: никакие это не сыновья Тигрольва, невесть где обитающие теперь. Даже отсюда видно: свои сородичи-охотники. Возвращаются с добычей: эвон что-то на санях… Кусок свежей печени будет очень кстати, особенно если там – медвежья туша. Конечно, запасы есть, но… спину все еще ломит, и по ночам озноб. Тут медвежья печень и нутряное сало – первое дело.
Повернувшись,
– Старый! Да позволено будет обратиться к тебе и выслушать твой совет?
(Что-то стряслось, и не шуточное, раз уж сам Илом, главный охотник, стоит у входа.) Армер откинул полог:
– Что угодно Илому, великому вождю детей Волка?.. И другим храбрым охотникам?
Главный охотник, он же вождь, еще совсем молодой – так, по крайней мере, казалось Армеру, – был чем-то взволнован.
– Наш великий колдун говорил, что ждет гостя. Вестника, идущего из Мира Могучих Духов. Дети Волка помнят слова Старого. И вот сегодня наши охотники нашли незнакомца. Старик. Одет не по-нашему. Совсем слаб: его помял медведь; сильно помял… Этот чужак храбр; он убил зверя в одиночку. Сыновья Волка прервали свою тропу и принесли его сюда. Только он не похож на Вестника Могучих! И он умирает…
Армер, ни на кого не глядя, молча подошел к саням, на которых неподвижно лежало укрытое по самые глаза тело. Чувствуя, как учащенно бьется его сердце, колдун откинул шкуру…
ТАМ Армер не сумел разглядеть лицо того, кто все же услышал его призыв. Да если бы и успел, ТАМ оно наверняка было иным, чем здесь. Но в ночь накануне того Полета Армер, думая об Аймике, смотрел в лунную воду и увидел в ней только свое отражение, – так, по крайней мере, он думал. Что ж, колдуны тоже ошибаются. Даже такие старые. И, как говорят общинники, «такие мудрые».
Перед ним было то самое лицо, что показалось тогда в лунной воде. Перед ним был Аймик, состарившийся на своей избраннической Тропе.
4
Жарко… Жаром несет из страшной окровавленной пасти… Уже в который раз ломается копье, и Хозяин наседает, и левая рука защищает голову, а правая, вооруженная обломком копья, погружается все глубже и глубже в эту пышущую огнем глотку…
Воспоминания путаются. Ему приснился хороший сон… и он пошел кого-то искать… (Но кого?) …и все никак не мог найти. А потом…
…Он спешил и чему-то радовался (кажется, встал на след тех, кого искал), когда из-за косогора неожиданно появился Бурый Хозяин. Голодный. Злой.
«Брат, – почему-то именно так обратился он к опасному зверю, – брат, я не хочу тебе зла. Пропусти – я очень спешу. И да сопутствует тебе удача!»
Но тот, кого неведомая сила подняла из берлоги не весной даже – посреди зимы, – не был склонен выказывать родственные чувства.
Рычание. Ощеренная пасть. И ломается копье. Снова и снова…
…Но кто зовет его: «Нагу»? И откуда этот запах? Знакомый… Далекий…
…Ну конечно же! Уж в этот раз не может быть никакой ошибки. Он, Нагу, у Армера, колдуна детей Волка. И не было никакого медведя, а вот единорог – был! Армер и Ата выхаживают его, не убоявшегося этого чудовища, а все остальное в горячечном бреду привиделось.
Да-да; знакомые звуки, и покашливание такое знакомое, и бормотание себе под нос. А главное – этот запах: дым, и травы, и смола… И это пахучее изголовье, что добрые сны навевает…