Тропа Селим-хана (сборник)
Шрифт:
– Товарищ пограничник…
Баев совал ему паспорт старика. «Давиташвили Арсен Ираклиевич», - читал он в паспорте.
Однако зачем он здесь? Корова, овца не могли забрести сюда. Охотиться? Да ведь не время для охоты! Разве что на хищников собрался - на волка, на барса?…
Арсен заговорил, но речь его не сразу достигала сознания Игоря.
– Двое идут… Я на заставу…
Он провел ночь на пастбище, на высоком
Игорь приходил в себя. Помнится, таксаторы тоже видели двоих… Однако как же Арсен различал след?
Спросить Игорь не успел - чабан замахал, указывая путь, отбежал в сторону, и Гайка рванулась вперед. Она рычала на Арсена, скалила зубы; ее хозяин крепко держал поводок, успокаивал, потом силой повлек Гайку вперед, мимо Арсена. Гайка нехотя уступила; она скулила, недоумевала, но вот нос ее приник к земле, она утихла, и Игорь радостно сжал в кулаке поводок.
След повел Гайку дальше.
Арсен зашагал позади Игоря, рядом с Баевым. «Старик, а крепкий», - подумал Игорь. В памяти оживало все, что ему говорили об Арсене: старожил, знаток здешних гор.
Догоним нарушителей! Догоним! Игорь представлял себе победный исход погони - он и Баев наставили автоматы, оба врага подняли руки, что-то жалобно лопочут на своем языке.
«Вот после этого мне надо будет назвать себя Арсену. Если он действительно не узнал меня, - решил Игорь.
– Непременно! Но не раньше».
– Старая тропа тут, - сказал старик.
– Давно ходили… Я молодой был.
«Нет, он не узнал меня», - опять подумал Игорь.
Гайка резво бежала, обнюхивая камни, мох, валежник. Она то замедляла бег, кружилась, тихо скулила, словно недоумевая, то бросалась вперед.
7
Застава притихла. Отбыл с поисковой группой Сивцов. Он с некоторым облегчением покидал заставу, объятую непривычной, виноватой тишиной.
– Желаю удачи!
– сказал Сивцову на прощанье Нащокин и крепко пожал руку.
Грузовик тронулся, обдав Нащокина синеватым дымом. Минуту он смотрел вслед машине.
– Садитесь!
– пригласил его начальник отряда. Чулымов уже сидел в «газике». Путь офицеров лежал в село Дихори, где только что обосновался их «капе».
– Тяжелый случай с Сивцовым, - сказал Чулымов.
– Да, плохо, - согласился Нащокин.
– Мне трудно его защищать, но…
Пропустить нарушителей - что может быть хуже! По выражению лица Чулымова видно: недоволен он начальником заставы.
– Я давно знаю Леонида, - после раздумья сказал Нащокин.
– Мы учились вместе, и мое положение сложное. Есть такое выражение - «приятельские отношения». Оно легко срывается с языка. Кстати и некстати.
Чулымов усмехнулся, не глядя на Нащокина
– Да, кстати и некстати. Проще всего, конечно, рассудить так: раз сидел за одной партой, объективности не жди. Глупости! Точка зрения, по-моему, мещанская, не партийная. А насчет Сивцова…
Чулымов повернулся. «Вот сейчас должна решиться судьба Леонида, - подумал Нащокин.
– Если не убедить Чулымова, он подаст ходатайство о снятии».
– В жизни каждого из нас бывает такая полоса… Вроде душевного кризиса, что ли. Слишком тихо было у Сивцова. Одни кабаны.
– Это не оправдание, - не согласился Чулымов.
– Конечно, не оправдание, - продолжал Нащокин.
– Сивцова наказать надо. Вопрос - как? Пришибить его или… Ведь до последнего времени он хорошо служил. Размагнитился. Кроме боевых тревог, есть еще другая, постоянная. Сивцов перестал слышать эту тревогу.
– Правильно, - бросил Чулымов.
– Я жалею, честно признаться, что и поисковую группу поручил ему…
– Не будем спешить с выводами, - мягко возразил Нащокин.
Нет, начальник отряда остался при своем. «Упорный мужик, - думает Нащокин.
– Знаток своего дела, но жестковат. Иначе надо говорить с ним».
– А ведь мы сами отчасти виноваты - и округ, и вы. Да, и вы, товарищ полковник, - сказал Нащокин твердо.
– Похвала без меры, похвала по инерции убаюкивает, портит человека. Вовремя-то не заметили, что происходит с Сивцовым, продолжали прославлять его. Пятая застава примерная! В привычку вошло… А теперь вот спохватились - и сразу топить Сивцова. Нет, так нельзя.
«Газик» катился по избитому проселку, расплескивая лужи. Низкие строения, сложенные из грубо отесанного камня, показались за поворотом. Затявкали собаки - злые, мохнатые, в ошейниках, унизанных шипами, - от волков.
– Кочевка, - сказал Чулымов.
– Эх, времени нет, а то зашли бы…
Чулымов, сын башкира и казачки, степняк, любил бывать на кочевках. Он часами мог сидеть у очага, в котором трещат толстые сосновые обрубки, любил отведать у огня свежей брынзы или сулугуни - жирного, пахнущего сметаной грузинского сыра, потолковать о житье-бытье с чабанами, угостить конфетами ребят, сгрудившихся на топчане. А потом выйти на пастбище, вскочить на молодого жеребца, еще не привыкшего к седлу. В округе знали страсть Чулымова, шутя спрашивали его по телефону: «Что, на кочевках удались ли сыры? Каковы они на вкус?» Чулымов отвечал серьезно: «Сыры хороши, особенно в колхозе имени Руставели. Там великие мастера».
Из сакли выбежала девушка. На ходу она надевала жакетку, но не могла попасть в рукав и бросила ее на траву.
– Лалико, - сказал Чулымов.
– Стоп!
– приказал он водителю.
Девушка припала к стеклу. Чулымов вылез.
– Тихо, девочка, - сказал он с неожиданной нежностью.
– Так и под колеса угодить можно. Ну, что у тебя?
– Папа мой, - Лалико задыхалась, - в стаде ночевал. Не пришел…
– Постой. Где стадо?
– Знаю…
– Садись, девочка. Пиджачок подбери. Поедем к коменданту. Там людей дадут, покажешь…