Шрифт:
Глава 1
Всю зиму я пас коров в горах, а отец забирал мои честно заработанные деньги и увозил их в город. Когда, наконец, появилась первая трава, я перегнал стадо на ранчо и заявил хозяину Динглберри, что он может делать с ними — коровами — все, что хочет, а с меня хватит. Пусть сам хоть чуть-чуть побудет им нянькой.
Старик вскипел, начал талдычить, что мне не из чего выбирать и мой отец нашел эту работу ради денег, что я не должен так себя вести, поскольку я еще совсем мальчик, которому даже не исполнилось восемнадцати…
Тогда пришлось
Может, у него хоть кое-что осталось, чтобы дать сыну на дорогу. Мне ведь много не надо, хватит и пяти долларов, если они, конечно, у него еще есть.
Вот только когда я добрался до города, оказалось, что папа уже умер. Причем не только умер, но и похоронен… в могилке с табличкой на палке.
У меня чуть сердце не остановилось. Я тихо попятился от этой новости и плюхнулся на землю… Папа! Ему ведь не больше сорока — выглядел на свой возраст и имел совсем неплохое здоровье, особенно для человека, который большую часть своей жизни проводил за карточным столом.
Сильвертон кишел тогда чужаками, но один из местных, знавший и папу и меня, сказал:
— На твоем месте я бы вскочил на лошадь и отвалил отсюда. Его уже не вернешь, и в нашем городе делать тебе нечего, уж точно.
— Как умер? Какая-то нелепица… Ну как это так — вдруг взял и умер? Ни с того ни с сего. Взял и умер?
— Так люди обычно и умирают, сынок. Каждый понимает, что когда-нибудь умрет, но никто не знает когда. И не ожидает. Так что лети отсюда со всех ног, парень. Пока не поздно. Я слышал, сейчас набирают людей на шахты где-то на Западе.
— Как он умер? — упрямо повторил я.
— Да, понимаешь, вроде как сам на себя руки наложил. Хотя тела я, признаться, не видел. А вот судья Блейзер, тот сам всему свидетель. Говорит, застрелился. Наверно, в пух и прах проигрался. Ты же знаешь, он любил это дело.
— Черта с два! — невольно воскликнул я. — Он такого ни за что не сделал бы! Да он проигрывал деньги всю свою жизнь! Просаживал больше, чем вы когда-либо видели!
— Так-то оно так! Только ты, сынок, лучше послушайся моего совета — дуй отсюда как можно быстрее! Здесь объявились кое-какие крутые в черных сюртуках, и они вряд ли потерпят, чтобы сопливый мальчишка что-то вынюхивал, это уж точно.
Может, он и прав, но меня этим не испугаешь — я якшался с такими крутыми сызмальства. Всякое видел. Ничего нового.
Мы всегда еле сводили концы с концами. После того как мама умерла, а Пистолет — это мой брат — сбежал из дома. Мы с папой брались за любую работу, какую только удавалось найти. И все шло нормально… Теперь папа умер и оставил меня совсем одного.
Толку от него вроде как было мало, но он мой отец и совсем неплохой человек. Последнее время мы редко разговаривали, а уж задушевных бесед не вели вовсе. «Привет!», «Как дела?» — и все. Иногда с отсутствующим видом он сообщал, сколько проиграл, или выслушивал мой вопрос на ту же тему. Но я по-своему любил его, как и он меня, хотя
Пистолет — мой сводный брат. Он на десять лет старше меня и убежал из дому давным-давно. Отец вроде как намекал, что Пистолет пошел по кривой дорожке, но лично я этому не верил. Парень всегда старался держаться где-то посрединке.
Харчевня «Бон тон» располагалась в самом начале улицы, а мне до смерти хотелось положить что-нибудь на зуб. Голод не тетка: живот уже начал подумывать, что мне перерезали глотку, поэтому я со всех ног помчался туда, ворвался в дверь и, даже еще не успев сесть за столик, заказал полный обед, мысленно поблагодарив Господа за то, что можно набить желудок всего за две монеты.
Пока я ждал официантку, у меня появилась возможность поразмыслить о папе и о его судьбе. Мы всегда принимали друг друга как нечто само собой разумеющееся, или так мне, во всяком случае, казалось. Но теперь, когда его вдруг не стало, в моей жизни образовалась огромная зияющая дыра, а внутри меня — непривычная пустота.
У папы никогда ничего толком не получалось. Пару раз мы чуть не стали одной командой, но тут вдруг пришлось выбирать — драться или «делать ноги», а мама не хотела, чтобы мы дрались, поэтому нам пришлось отступить. А потом команчи выставили нас с насиженного места, угнав наших лошадей и коров, даже фургон сожгли, а скарб разграбили или уничтожили… Папа хотел отстроить все заново, но тут мама заболела, все деньги ушли на врачей и лечение. Тогда-то папа ударился в карты и проигрывал, проигрывал, проигрывал…
Стоп! За соседним столиком рассказывают что-то интересное.
— Ни разу в жизни не видывал такого! Когда они подняли ставки за поднебесье, тот вытащил свой шестизарядник, и, наверное, целую минуту никто не знал, чего от него ожидать. А он положил на середину стола револьвер, такой красивый револьвер с перламутровой рукояткой и двумя маленькими красными птичками, врезанными в нее, и произнес: «Долларов на двадцать потянет. Значит, и поднимаю на двадцать!» Двое из них остались, а когда настало время открыть карты, у него оказался «фул хаус». Тут-то, мужики, все и началось. Такое вам и не снилось! Карты вроде как сами начали идти ему в руки. Он просто не мог сделать что-то не так. Если бы с ним сел играть сам губернатор, этот парень стал бы владельцем всей Территории! Уж как пить дать! Он выиграл восемь или даже десять тыщь долларей, не меньше!
Официантка — симпатичная рыжуня с чистым личиком усыпанным такими милыми конопушками, принесла жареную телятину с бобами. Наклонившись, чтобы налить мне кофе, она невольно показала свои великолепные груди и почему-то шепнула:
— Будь осторожней! Поберегись!
— Почему? Я и слова-то еще не вымолвил!
— Не в этом дело. Но на твоем месте я бы не медлила. Допивай кофе и пулей лети из города… даже не оборачивайся. Дай Бог им больше никогда тебя не видеть!
— А в чем, собственно, дело? Что я такого натворил? Да я, блин, целых восемь месяцев коров пас! Стоило мне только появиться в этом полоумном городе, как мне тут же начинают советовать побыстрее свалить отсюда. Во дела!