Тропы Песен
Шрифт:
Цель дервиша заключалась в том, чтобы стать «ходячим мертвецом» — человеком, чье тело остается живым на земле, но чья душа уже переносится в Рай. В суфистском трактате «Кагиф-аль-Махджуб» говорится, что к концу странствия дервиш из путника превращается в Путь, то есть из человека, следующего собственной свободной воле, в то место, по которому проходит нечто.
Аркадий, когда я упомянул об этом в разговоре с ним, заметил, что это очень похоже на представления аборигенов: «Многие люди потом становятся землей, Предками того места».
Проведя целую жизнь, расхаживая с песнями туда-сюда вдоль Песенной тропы Предка, человек в конце концов сам превращается
Беспутный Путь, где Сыны Божьи теряются и в то же время находят сами себя.
И покой Его так совершенен, что юнец, Завидуя, глядит ему вослед.41
Перевод И. Меламеда — Прим. перев.
Очень краткое жизнеописание Диогена:
Жил он в бочке. Питался сырыми осьминогами и люпинами. Про себя говорил: Kosmopolites eimi — «Я — гражданин мира» и сравнивал свои скитания по Греции с перелетами аистов: летом — на север, зимой — на юг, прочь от холодов.
Мы, лопари, схожи с северными оленями: весной нас тянет и горы, а зимой влечет в лес.
В Древней Индии в сезон муссонов путешествовать было невозможно. А так как Будда не хотел, чтобы его последователи брели по шею в воде, Он позволил им удаляться в Вассы.
— «Приюты от дождя». И в эту пору года бездомные путники забирались в высокогорные места и жили в мазанках.
Именно в таких местах возникли впоследствии великие буддийские монастыри.
Ранняя христианская Церковь знала два вида паломничества: «скитания ради Бога» (ambulare pro Deo) в подражание Христу или Праотцу Аврааму, который покинул город Ур ради жизни в шатрах. Второй разновидностью было «покаянное паломничество»: преступники, повинные в «страшных грехах» (peccata enormia), должны были, в соответствии с четко установленными расценками, сделаться на время бродягами-попрошайками со шляпой, мошной, посохом и опознавательным значком — и отрабатывать свое искупление на дороге.
Само представление о том, что странствия способны искупать тяжкие преступления, восходит к упоминанию о Каине, вынужденном скитаться, чтобы снять с себя грех братоубийства.
На шеях у погонщиков верблюдов вместо четок болтались ножи для сдиранья шкур; прежде они служили во вспомогательных войсках при Иностранном Легионе. На закате они отвели меня к дому на окраине города, чтобы послушать бхаги.
Этот бхаги был святым странником, который бродил от оазиса к оазису со своим беззубым стариком отцом. Вместо глаз у него были две затуманенные голубые миндалины. Он был слеп от рождения, и отцу приходилось всюду водить его.
Он знал наизусть весь Коран. Когда мы пришли, он сидел на земле, прислонившись к стене из сырцового кирпича, и с блаженной улыбкой распевал суры, а отец листал перед ним страницы Книги. Слова сыпались все быстрее
Неожиданно бхаги умолк. Наступил миг абсолютной тишины. Следующий стих он начал произносить очень, очень медленно, тщательно выговаривая гортанные звуки, кидая слова, одно за другим, слушателям, которые жадно ловили их, будто послания «извне».
Отец склонил голову на плечо сына и испустил глубокий вздох.
Жизнь — это мост. Перейди ее, но не строй на ней дома.
Между Фирузабадом и Ширазом полным ходом идет переселение кашкаитов: на многие километры растянулись овцы и козы, издалека, с холмов, напоминающие муравьев. Кругом — ни травинки: лишь горы слегка зеленеют, но вдоль дороги — только цветущий белый ракитник да артемисия с серыми листьями. Скотина тощая и хилая — кожа да кости. То и дело какое-нибудь животное выбивается из ряда, как солдат, хлопающийся в обморок на параде, спотыкается и падает, и тут уже соревнуются в скорости стервятники и собаки.
Слюноточивые мастифы! Красноголовые стервятники! Но отчего у них красные головы — от природы или от крови? И то, и другое! Они и красные, и окровавленные. А когда глядишь туда, откуда они слетелись, то замечаешь, как в вышине спиралями кружат стаи других стервятников.
Мужчины у кашкаитов были худые, обветренные, с поджатыми губами; на головах у них были цилиндрические шапочки из белого сукна. Женщины были наряжены в лучшие одежды — яркие платья из ситца, купленные специально для весеннего путешествия. Некоторые ехали верхом на лошадях и ослах; другие — на верблюдах, вместе с поклажей — шатрами и шестами для шатров. Их тела мерно колыхались и покачивались в седлах. Глаза были устремлены на дорогу, расстилавшуюся впереди.
На черном коне ехала женщина в шафранно-зеленом платье. Позади нее, в куче тряпья, сложенного в седло, ребенок играл с осиротевшим ягненком; позвякивали медные кувшины, а рядом сидел привязанный веревкой петух.
Эта женщина кормила грудью младенца. Ее груди были украшены ожерельями из золотых монеток и амулетов. Как и большинство женщин кочевых народов, она носила свои богатства на себе. Каковы же должны быть первые впечатления от мира у младенца-кочевника? Покачивающийся сосок и золотой ливень.
Гуннов сжигает ненасытная жажда золота.
Ибо у них много было золотых серег, потому что они были измаильтяне.
Добрый конь — что родня.
Старик склонился над своей умирающей гнедой кобылой: в долгих переходах лошади первыми не выдерживают тягот. Он нашел ей пучок свежей травы. Он упрашивал ее поесть, пытался просунуть ей в зубы траву. Но было слишком поздно. Она лежала на боку, высунув язык, и в ее потускневших глазах уже видно было приближение смерти.