Тростник под ветром
Шрифт:
Вошла служанка и сказала, что Кунио зовет отец. Иоко вместе с ним спустилась в столовую. Отец сидел у стола вдвоем с госпожой Сигэко за своей обычной вечерней чашечкой сакэ. Мать вышивала по бархату диванную подушку для обставленной по-европейски гостиной. Вот уже второй месяц, как она занималась этой вышивкой. Иоко села рядом со свекровью.
— Еще не готово? — спросила опа.
— Да, все еще не видно конца;..
— Вы меня звали? — сказал Кунио. Он уселся, скрестив ноги, возле жаровни и, не вставая, вытащил из шкафчика банку с печеньем.
— Мы хотели поговорить с тобой о Юмико-сан,— ответила
— Да, я только сейчас говорила с Кунио как раз о том же,— сказала Иоко.
— Мы с отцом очень любим Юмико-сан и были бы рады такой невестке. Но кто может поручиться за будущее в такие трудные времена, как теперь? Ты что, обещал ей что-нибудь определенное?
Кунио грыз печенье и слушал неторопливо-спокойную речь матери.
— Да как сказать... Обещал не обещал... Не все ли равно в конце концов... Предоставьте все мне. Я сам знаю, как мне поступить,— сказал он.
Иоко прекрасно понимала такое стремление Кунио оградить свою любовь от вмешательства посторонних. Юноше хотелось самому решить вопрос своих отношений с Юмико. Но в это время Юхэй, поставив чашку, строго и даже как будто с укоризной сказал:
— Ты ведь решил по окончании учения стать летчиком?
– Да.
— Это уже окончательно решено?
— Да, окончательно. Формально дело обставлено так, будто мы вступаем в армию добровольцами, но фактически уже сейчас все согласовано и известно.
— Ну, значит, сейчас тебе не время думать о свадьбе. Даже от помолвки, и то следует воздержаться.
Лицо Кунио омрачилось. Он и сам колебался, следует ли ему сейчас обручаться с Юми. Но когда отец сказал ему о том же, и при этом столь обоснованно, в нем вдруг вспыхнул дух противоречия. Ему показалось, будто оскорбили его любовь,— любовь, которая никого не касается, кроме него и Юмико.
— Ты еще молод, Юмико тоже всего девятнадцать лет. Это не такой возраст, когда надо спешить с помолвкой.
Эти слова еще больше задели Кунио. Ему хотелось спросить отца, какое отношение имеет любовь к возрасту? Очевидно, отец считает, что сейчас ему еще рано жениться, а со временем намерен сам подыскать ему подходящую невесту. Ну а он, Кунио, любит одну лишь Юмико. Вопреки собственным первоначальным планам, он хотел спросить, что плохого, если он женится теперь же? В душе Кунио уже давно осуждал отца. Это недовольство заставляло его противодействовать всему, о чем бы пи заговорил Юхэй.
В этот вечер Юхэй был многословнее, чем обычно, возможно под действием сакэ. Кроме того, ему было нестерпимо сознавать, что его родной сын по своей воле подаст заявление о зачислении в армию.
— Ты сам, добровольно желаешь стать офицером воздушного флота. Таким путем ты, безусловно, рассчитываешь весьма и весьма послужить родине...— иронически произнес Юхэй. Насмешливый том был его обычной манерой, усвоенной еще в бытность студентом в Англии! Улыбаясь, он продолжал: — Испокон веков повелось, что люди, уходившие на войну ради служения государству, старались отрешиться от всего личного, да так оно, собственно, и должно быть..Оиси Кураноскэ*,
*Но в общем суть-то одна. В твоем случае тоже, по-видимому, не следует торопиться связывать себя определенными обещаниями... Так я говорю?
В душе Кунио вихрем поднялись противоречия и сомнения. Отец ничем не жертвует ради войны, он занят своими обычными делами. Сидит себе за чашкой сакэ и благополучно здравствует в кругу семьи. А он, Кунио, готов пожертвовать жизнью, уходит на фронт. И несмотря на это, ему еще заявляют, что как раз поэтому он не смеет даже обручиться с любимой. Не слишком ли это несправедливо?
— Ладно, довольно. Предоставьте мне самому решать свои дела. Постараюсь не причинить вам никаких неприятностей,— резко произнес он.
— Какие же тут могут быть для меня неприятности? Вот только не хотелось бы доставлять огорчений профессору Кодама и самой Юмико.
— Ясно. Все зависит от того, как смотреть на вещи... Неприятности — это вопрос субъективный... Вот, например, Тайскэ сейчас в армии, но ведь Иоко не считает это «неприятностью», правда, Иоко?
Иоко посмотрела на свекра и улыбнулась, не найдясь, что ответить. Кунио был всего на год моложе ее, по в ее глазах выглядел настоящим ребенком.
Кунио залпом осушил чашку чая и, буркнув «спокойной ночи!», размашистым шагом ушел к себе наверх. У себя в комнате он подошел к окну и, опершись на подоконник, некоторое время смотрел в ночной сад. После предостережения, сделанного отцом, он внезапно проникся к нему недоверием. «Теперь и встречаться-то с Юмико надо будет где-нибудь вдали от дома, по секрету, украдкой»,— подумал он. Гнев шевельнулся в его груди. На столе лежал «Кодекс бусидо». Путь самурая — смерть на поле боя. Кунио зачитывался этой книгой. Вот и сейчас он погрузился в чтение. После предостерегающих слов, сказанных матерью и отцом, он внезапно решил во что бы то ни стало отстоять свою любовь. Он понимал, что может причинить Юмико горе, и все-таки ему хотелось, чтобы, когда он уедет на фронт, в Японии у него оставалась любимая. Кунио внезапно вспомнилась Иоко. Где бы она ни находилась, чем бы ни занималась — читала ли книгу, сидела ли за обедом, хозяйничала ли на кухне,— она всегда казалась олицетворенным ожиданием, всегда ждала Тайскэ. Кунио ощутил зависть к брату, которого любили и ждали так преданно, и сердце у него забилось сильнее. «А меня будет ждать Юмико!» — решил он.
В понедельник 20 сентября Сэцуо Киёхара, как обычно, поджидал Асидзава к обеду в одном из ресторанов в квартале Маруноути. Ресторан помещался в подвале с низкими потолками; посетителей было мало, и в зале стояла тишина: казалось, будто на улице ночь.
Юхэй, войдя, тотчас же подозвал официанта, распорядился побыстрее подать обед и, поздоровавшись с Сэцуо, уселся напротив него за столик.
— У нас опять неприятности. Меня вызывают в Информационное управление. Приказано явиться сегодня к часу дня.