Тростник под ветром
Шрифт:
Прочитав письмо, она вложила его обратно в конверт и молча принялась есть, запивая хлеб чаем. Профессор Кодама невозмутимо резал ветчину.
— Я уверена, что Асидзава-сан ни о чем не подозревает. Кунио написал это письмо, нс посоветовавшись с отцом.
— Возможно, возможно.
— Интересно, Иоко известно об этом?
— Очень может быть.
— Я, право, в затруднении... Ведь нам, пожалуй, не годится давать официальный ответ, раз родители не подтверждают предложение Кунио...
—
—- Да, но ведь неизвестно, как относится к этому предложению Асидзава-сан. Как же мы можем отвечать?!
— Это тоже, пожалуй, верно...— Профессора ничто не может вывести из равновесия.
— Я позвоню Иоко по телефону, попробую разузнать, что, собственно, там происходит. Я думаю, так будет лучше всего.
— Да, но... А как же Юмико?
— Ей еще рано выходить замуж!
— Ты права, но если они оба хотят этого, может быть нам следует согласиться?
— Пусть сперва кончится война и Кунио благополучно вернется домой. Что хорошего, если и у Юмико, как у Иоко, муж уйдет в армию, не прожив с нею и года!
— Все это, конечно, верно. Но если рассуждать по-твоему, подходящего времени для свадьбы никогда не наступит. Война кончится еще очень, очень не скоро! Здоровые мужчины все будут взяты в армию.
— Может быть... Но нельзя же, заранее все предвидя, самим толкнуть девочку в пропасть. Кунио-сан будет служить и авиации, он сам пишет, что собирается отдать жизнь за империю!
Профессор рассмеялся. Очевидно, жена считает, что юноши, горящие желанием отдать жизнь за империю, не должны вступать в брак. В галерее послышались торопливые шаги сестры из аптеки.
— Сэнсэй! — позвала она.— Звонят от Араи-сан. Температура очень высокая, вас просят приехать непременно сегодня же...
— Араи, говорите?.. А, книготорговец! Хорошо, скажите, что приеду.
Госпожа Кодама снова развернула письмо Кунио и принялась его перечитывать. Она пыталась найти основания для решительного отказа.
До самого вечера госпожа Кодама все думала, передумывала и колебалась, как быть с Юмико. Сказать дочери о письме или лучше все скрыть? Конечно, письмо Кунио нельзя считать официальным предложением, но если Юмико тоже желает этой помолвки, то все же, может быть, следует ответить согласием и дать делу ход? Однако, по совести говоря, то обстоятельство, что Кунио Асидзава намерен «отдать жизнь за империю», чрезвычайно смущало госпожу Кодама.
Был уже шестой час, но Юмико еще не возвращалась из колледжа. Госпожа. Кодама подошла к телефону и вызвала Иоко.
— Ну, что у вас слышно? Все здоровы?
— Спасибо, да, все в порядке.
— От Тайскэ письма были?
— Давно не получала. Он ведь служит недавно. Наверное, некогда писать...
— Вот это жаль... Видишь ли, дело вот в чем... Отец
— Да, слышала.
— От кого?
— Кунио сам рассказал мне. Сказать по правде, все это меня очень тревожит.
— Ах, вот как... Скажи, а отец и мать в курсе дела?
— Нет, они ничего не знают.
— Я так и предполагала. Ну, ясно! Вот потому-то я и затрудняюсь, как быть... Ведь мы же не можем дать ответ, не зная мнения родителей.
— Разумеется.
— И потом, ведь Кунио-сан собирается поступить в авиацию... У тебя муж в армий, если теперь и Юмико ждет такая же участь, я, право, этого не переживу... Ведь летчик — это самое опасное, правда?
— Да... Даже не знаю, что посоветовать. Может быть, мне поговорить с мамой?
— Это было бы самое лучшее, но я боюсь, не будет ли это неприятно Кунио?
— Но ведь рано или поздно"родители все равно все узнают. Попробую посоветоваться с мамой.
— Вот хорошо, так и сделай. По-моему, Юмико нечего торопиться с замужеством.
Телефон в доме Асидзава находился в коридоре, неподалеку от кухни. Госпожа Асидзава, приготовлявшая ужин, слышала разговор Иоко.
— О чем это ты собираешься со мной советоваться?
— Дело в том, что...— сказала Иоко, заглядывая в котел, не кипит ли вода,—Кунио-сан написал письмо отцу: он просит разрешения обручиться с Юмико. Мама, конечно, встревожена. Она говорит, что не знает, известно ли вам об этом предложении. Не зная вашего мнения, они с отцом не могут решить что и ответить...
— Ах, как же нехорошо он поступил! Нам придется просить извинения у профессора и госпожи Кодама! А с Кунио я еще поговорю хорошенько!
— Мама, не обижайтесь на нас,— тихо сказала Иоко.— Но, честное слово, и отец, и мать, и я сама — мы все были бы рады этому браку! Если бы не война, право никого лучше Кунио...
— Ничего не поделаешь, война всем приносит одно лишь горе,— Спокойная, выдержанная свекровь почти никогда бурно не проявляла своих чувств. Она повернула выключатель. На улице уже совсем стемнело. В электрическом свете ярко заблестела серебристая чешуя рыбы, лежавшей на кухонной доске.
В этот вечер Юхэй задержался в редакции и пришел домой поздно. В десять часов Кунио позвали в гостиную. Отец и мать пили чай за круглым столом. Толстые
портьеры закрывали окна, отгораживая гостиную от царившего на улице мрака, горела только одна высокая стоячая лампа, и комната, погруженная в полумрак, казалась какой-то особенно тихой и неприветливой. Отец уже переоделся в японское платье. В коротком халате он выглядел старше, чем обычно.
В котором часу ты завтра едешь? — спросил отец.